Какое здесь яркое напоминание нам о том предложении, которое задолго до наших дней сделал египетский правитель потомству Авраама: "И призвал фараон Моисея и Аарона и сказал: пойдите, принесите жертву Богу вашему в сей земле" (Исх. 8,25). Таким образом, это может показаться даже замыслом врага заставить народ Бога, священное семя, осквернить себя поклонением и жертвоприношениями Богу в мире, то есть уподобить их характер как богопоклонников характеру мирских людей — людей, занимающих своё положение в том обществе, где Христос является изгоем, провозглашая тем самым, что между религией мира и религией Бога нет никакого различия. Это поистине страшный обман, рассчитанный на то, чтобы совратить многие души с пути истинности и святости.
Чрезвычайно печально слышать временами тех, кто, как они утверждают, проявляет либеральный дух, говоря о "религии мира" в её разнообразных формах, как будто все религии верны или совершенно не имеет никакого значения, пребываем ли мы в заблуждении или нет. О, давайте не будем обманываться! Божественный принцип разделения сегодня так же прочен и обязателен, как и в дни Авраама и Моисея. "А потому выйдите из среды их и отделитесь, и не прикасайтесь к нечистому" — это правило остаётся верным до тех пор, пока существует "нечистое"; также не может ничто внешнее изменить суть, подлинную сущность "нечистого", сделав его "чистым".
Итак, Моисей не был либералом в вышеприведённом смысле этого слова, ибо он отказался поддержать религию мира. "Нельзя сего сделать". Памятные слова. Нашлись бы среди нас такие, которые, будучи приглашёнными поддержать религию мира, ответили бы: "Нельзя сего делать"? Аврам не мог поклоняться Богу в Египте, также и его потомство.
Но на своём пути Аврам столкнулся не только с этой трудностью. Путь, который каждый человек веры призван пройти, лежит между двумя опасными крайностями. Одна — искушение вернуться в мир, другая — борьба со спутниками. Аврам только что преодолел последствия первой, и теперь мы посмотрим, как он справится со второй.
В тот момент, когда Аврам вышел из Египта, он оказался особым образом связанным другой ответственностью, а именно ответственностью за своего брата, чтобы идти с ним в согласии. Когда он был в Египте, эта ответственность оставалась в тени. Установления, законы, обычаи, роскошь и комфорт Египта в значительной степени устраняли подобное чувство. Все это мешало каждому отдельно взятому человеку признать тот факт, что он "сторож своего брата". То же должно быть и в наши дни. Пока мы пребываем в этом мире, который называют религиозным, мы чувствуем себя полностью освобождёнными от трудной задачи быть "сторожем своего брата". Те, кто оправдывает пребывание в мире, могут отрицать этот факт, но все напрасно, поскольку это показывают Писание и опыт. Аврам и Лот не вступили между собой в борьбу в Египте, ибо и государственная религия довольно сильно подталкивает к этому — она действенно предотвращает разномыслие между братьями, а где нет разномыслия, там, конечно, не может быть борьбы и споров; а где имеется разномыслие, там либо благодать должна помочь нам быть в единомыслии, либо возникнет борьба и споры. Но Египет подрывает ростки благодати, выводя нас из простого послушания Господу (ибо послушание всегда рождает благодать и прощение), и поскольку так происходит, Египет в то же время учит нас или, по меньшей мере, пытается учить, что мы не нуждаемся в благодати, низводя нас в ту сферу, где ответственность за брата никогда не осуществляется, не осознается сама необходимость этой ответственности, слабость принимается за силу, безумие — за мудрость.
Когда христианин впервые начинает свой путь, он мечтает не о чем ином, как о совершенстве своих спутников-христиан, но вскоре он обнаруживает, что ошибается, так как все мы имеем свои слабости и, как говорит апостол, "все мы грешим во многом". Но почему, можем мы спросить, так быстро развились эти слабости по выходе из Египта? Потому что теперь вышедшие из Египта должны были ходить во власти чистого принципа, освобождённого от всякой поддержки или препятствий Египта. Они были призваны ходить по вере, а "вера созидается любовью".
Но "в той земле" были "хананеи" и т. д. Это должно было послужить препятствием ко всякой борьбе между "братьями", так как хананеи ничего не понимали в немощах верующих, и потому он приписал все их неудачи какой-то ошибке в исповедуемом принципе.
Но во всякой борьбе между братьями где-то коренится ошибка. И в споре между Павлом и Варнавой она есть. И мы, не задумываясь, решим, где именно. Варнава хотел взять с собой своего родственника, но этот родственник ещё раньше показал себя непригодным к делу или, по крайней мере, не желающим выносить тяготы, поэтому вряд ли это было желанием Господа, чтобы Варнава взял его с собой на дело Господне. Сам Господь тотчас же занял сторону Павла в этом вопросе, дав ему дорогого сына и сотрудника в лице Тимофея, ближе которого по духу у него никого не было.