Маклай-тамо рус. Миклухо-Маклай

Нетрудно представить себе, как пытался увещевать почтенный Джон Робертсон дочь:

— Моя дорогая, ты только подумай, за кого ты собираешься выходить замуж. Это же одинокий бродяга, которого не интересуют ни семья, ни даже наш семейный капитал.

— Он замечательный учёный и великий человек.

— Готов согласиться, что этот невысокий человек велик и что он известный учёный. Но он путешественник...

— Николай ненавидит это слово. По его словам, те, кто так его называют, не могут понять разницы между тяжким и опасным трудом, требующим передвижений, и праздным шатанием по свету.

— Я не желал говорить ничего обидного. Но учёный путешественник даже ещё опасней для семьи, чем просто бродяга или искатель золота. Бродяге может надоесть праздное шатание, тот, кто ищет золото, может его найти. Но тот, кто ищет истину, не найдёт её никогда. Не так ли, дорогая?

— Нет, он не просто ищет истину, а сражается за неё, не щадя своей жизни.

— Он и твоей не пощадит... Не кажется ли тебе, что твой жених чем-то напоминает незабвенного, благородного, занятного, но чрезмерно наивного и, прости, в чём-то маниакального Дон Кихота?

— Вы правы, отец. Он — настоящий Рыцарь Печального Образа. И я готова быть его верным оруженосцем... Не сочтите это за громкие слова. Таково моё убеждение.

Мечтатель

Странно, очень странно, что солидные члены Линнеевского общества отнеслись всерьёз к предложению Миклухо-Маклая создать в Австралии морскую биологическую станцию. Тем более что прославился Маклай вовсе не изучением морской фауны, а пребыванием среди дикарей и изучением их жизни и нравов. Сказалось то, что его предложение горячо поддержал Маклей.

Выступая на заседании Линнеевского общества, Миклухо-Маклай постарался сразу же упомянуть о таких дальних перспективах и столь грандиозных задач, от которых слушатели отшатнутся с недоумением или насмешками:

«...Будет ошибкой думать, что мои занятия морской биологией есть отход от основной программы моей научной деятельности или же разделение моих научных интересов. Это не совсем так. Главная и неизменная цель моей жизни — служение науке о человеке. В эту науку я включаю сравнительную анатомию, антропологию, этнографию и ряд сопутствующих областей, делающих объектом своего внимания человека и то, что к нему непосредственно относится...»

Да что же это ещё за такая непомерно огромная наука о человеке? О такой науке можно, конечно, фантазировать, не более того. Все науки так или иначе связаны с человеком, ибо являются его созданием. Не слишком ли широко размахнулся неугомонный господин Маклай?

Примерно так должны были воспринимать здравомыслящие слушатели. И в этом нет ничего удивительного: до сих пор, до начала XXI века о такой науке приходится только мечтать. Да и при чём тут морская биология?

«...Но мне кажется, — невозмутимо продолжал Маклай, — делать человека объектом своего научного интереса и при этом оставаться равнодушным к его потребностям — значит быть ему не истинным другом, а всего лишь сторонним наблюдателем его биологического существования. Бессмысленно лечить недуги человеческого тела, не заботясь о том, чтобы человек не испытывал голода, жажды, физического и духовного угнетения. И вряд ли, на мой взгляд, заслуживает одобрения деятельность учёного, который, оградив себя суровой академичностью, не видит и, что всего хуже, не желает увидеть за своим трудом благо человечества».

Вот, оказывается, куда ведёт мысль докладчика. Он не желает считать науку исключительно умственным занятием, исканием высоких истин, а низводит её до простого служения человеческим потребностям, да ещё распространённым на весь род человеческий! И это в то время, когда многие добропорядочные граждане Британии вынуждены тяжким трудом зарабатывать себе на хлеб.

«Я сознаю, что, возможно, несколько опережаю задачи наук сегодняшнего дня, — оговаривается Маклай, понимая вероятную реакцию слушателей. — Но задача, которую я выдвигаю сегодня, завтра, то есть в недалёком будущем, станет неотлагательной. Охотно допускаю, что в такой стране, как Австралия, чьи жизненные ресурсы даже не поддаются пока учёту, разговор о грядущем голоде сейчас может показаться нелепым. Но полагаться на неисчерпаемость дарованного природой было бы заблуждением...»

Последняя фраза заслуживает особого внимания. Она зазвучала на весь мир во второй половине XX века. Во времена Миклухо-Маклая об оскудении природных богатств планеты высказывались обычно для того, чтобы резко делить человечество на три части: первые имеют возможность потреблять всевозможные блага, вторым положено добывать и поставлять им эти блага, а остальные обречены на вымирание или уничтожение. Маклай думал иначе: