Маклай-тамо рус. Миклухо-Маклай

Сознание близкого конца принуждало его считать дни и часы. Ему всё казалось, что он тратит время попусту, хотя большего напряжения в работе я не могу себе представить. Исключая двухчасовой перерыв на обед и отдых, муж ежедневно работал десять-одиннадцать часов. И я не помню, чтобы труд его угнетал. Как-то, кажется, корреспондент «Дейли миррор» спросил его, что Маклай считает самым прекрасным. «Труд, — быстро сказал учёный и, подумав, добавил: — Конечно, труд. В нём наиболее полно проявляет себя жизнь, а что может быть прекраснее жизни?»

...Я понимала, что жить для себя он не может и, конечно, при всём своём джентльменстве не сможет достаточно уделять внимания моей персоне. Для супруги такая перспектива была не слишком заманчива, но я действительно хотела служить Маклаю во имя его идеалов и дела, быть ему другом и сподвижником.

Возможно, мои рассуждения покажутся чересчур рационалистическими и найдутся люди, которые скажут, что мной руководила не настоящая любовь, а холодный рассудок. Что ж, был рассудок, но его породила любовь. Чего стоит любовь, которая не приносит любимому облегчения?

Мои родные, отец с матерью были против этого брака. Как все наши друзья, они относились к Маклаю с дружеским участием, но, зная состояние его здоровья и, несмотря на дворянское звание, зачастую стеснённость в средствах, не представляли его в роли моего супруга. Отец в конце концов готов был смириться, но ставил непременным условием, чтобы Маклай принял британское подданство и постоянным местом жительства избрал Австралию. Это условие многим казалось тогда родительским капризом, однако в действительности причина была иная.

Наша семья в то время считалась одной из самых богатых в Австралии, но весь семейный капитал отец вложил в недвижимость... Необходимую предприимчивость он находил только у меня и хотел, чтобы после его смерти я возглавила семейную фирму. Но, став женой русского дворянина, я автоматически теряла британское подданство и, находясь в России, никак не смогла бы заниматься нашим делом в Австралии. Поэтому отец требовал от Маклая британского подданства не из каприза, а в интересах всей семьи. Маклай же считал это невозможным и для русского дворянина даже позорным.

Через три года, когда Маклай выполнил всю свою программу, мы всё же поженились, отказавшись от всякой материальной помощи со стороны моих родителей и моей доли наследства. Скрипя сердце отец благословил нас, но сделал это под большим давлением нашего общего друга Вильяма Маклея...»