Макошин скит

В одну из ночей – к своему удивлению – девушка отчетливо услышала мужской голос: низкий тембр не мог принадлежать никому из послушниц. Решила, что померещилось – община женская, мужчин в ней не бывало – очень редко приходили нанятые Ефросиньей строители да пару раз в месяц привозили дрова. Но на территорию поселка заходили очень редко, особенно по ночам. Но низкий, грубоватый голос не спутаешь – он принадлежал мужчине, при том, не молодому.

– Зачем так рано? – едва различимый голос Ефросиньи, судя по интонации, настоятельница недовольна и удивлена.

Девушка напрягла слух.

Шаги наверху, от двери к столу. Что-то глухо ударилось.

– Сколько еще… – она с трудом разобрала начало фразы, окончание не расслышала.

– Сколько потребуется, столько и буду… Ты-то куда торопишься?

Решительные шаги. Девушка попыталась встать и осторожно подобраться ближе к откидной двери в подпол, ноги подкосились, она больно ударилась коленями о земляной пол. При падении неловко схватилась за лавку и с грохотом перевернула ее.

Ефросинья наверху шикнула на гостя:

– Тихо!

Наверху замерли, прислушиваясь, замерла и девушка, дышать перестала.

Спустя пару мгновений, Ефросинья заговорила, едва различимым шепотом:

– По лезвию ходим… По острию. Еще ты… Зачем явился? Увидит кто…

– Да кто увидит. Ночь на дворе, свеча погашена… Занавески задерни, если так о благодетели своей печешься, – мужской голос шептал с придыханием, торопясь и распаляясь.

Девушка не слышала слов, угадывала лишь интонации – торопливые, жаркие. В вдруг громко:

– Руки убери!

– Не выкобенивайся, Ленка, одно дело дурам своим про похоть талдычить, другое дело, своего мужика не уважить.

Девушка внизу нахмурилась, вслушиваясь в недвусмысленные звуки наверху, слабые причитания Ефросиньи, которую почему-то назвали «Ленкой».

Она так и сидела на холодном земляном полу, когда ритмичные звуки наверху стихли, а потом, через некоторое время, дверь подпола неожиданно откинулась в сторону: в подпол заглянула Ефросинья. Она стояла на верхней ступеньке, в ночной сорочке, распахнутой на груди, и наспех надетой юбке. В руках, подсвечивая спуск вниз, – керосиновая лампа. Высоко подняв ее над головой, окинула взглядом подпол, перевернутую скамью. Встретилась взглядом с замершей на полу девушку.

– Лучше бы ты спала, – проговорила тихо.

– Матушка…

Голос бесцветно прошелестел, в горле пересохло. Девушка даже забыла о холоде, тянувшем из нее последнее тепло.

Настоятельница, покачав головой, отошла в сторону, позволив пройти в подпол невысокому мужчине. Тот, посмотрев на притихшую девушку, цокнул языком, посмотрел на Ефросинью неодобрительно:

– У-у, ну ты люта…

Девушка с тревогой посмотрела на настоятельницу, оперлась локтем на торец скамьи, служившей все эти дни кроватью, попробовала встать. Затекшие от холода и длительного сиденья на полу ноги подкосились. Мужчина резво спустился вниз, подхватив девушку за плечи, поднял. Развернул к себе спиной, поцокал языком еще раз – очевидно, на пропитанную кровью рубашку. Дернув за воротник, разорвал полотнища.

– Такой товар попортила… – девушка решила, что ей послышалось, замерла, вслушиваясь в дикий разговор. Будто она – вещь, скотина бессловесная. – Ладно. Там разберемся… Жаль, машину далеко поставил.

Он говорил это, по-хозяйски бесцеремонно, словно мясо на рынке, ощупывая девушку – оттянул нижнее веко, заглянул в глаза, надавив на щеки, заставил открыть рот, проверил зубы, сжал грудь и худые бедра девушки. Та вскрикнула от отвращения, отшатнулась. Он схватил ее в тиски, встряхнул и заставил посмотреть на него.

– А ты не дергайся. Легче будет…

– К-кому легче? Что тут происходит? Матушка?! Вы же обещали, что поможете! – девушка попробовала высвободиться, отшатнулась к стене. Заорала истошно: – Помогите!

Она чувствовала, как ее заливает с головой паника, в голове – единственная мысль, что происходит что-то неправильное, что она изменить никогда не сможет.

– Не ори! – Мужчина прикрикнул на нее, недовольно пробормотал: – Н-да, права ты была, Ленка, с девкой еще возиться и возиться… Хотя-я… Есть одна мыслишка, может, оно и к лучшему даже…

– Что вы говорите такое?! Какая еще мыслишка?! Я домой хочу! Я замуж собираюсь, меня папа ждет, жених…

Мужчина рассмеялся:

– Ну, ждет, значит, пусть ждет. Такая, видать, у него планида, – развернувшись к Ефросинье скомандовал: – Готово? Неси…

Протянул руку.

Ефросинья поставила керосиновую лампу на верхнюю ступень, рядом с пустой крынкой для воды.

Тусклый свет замерцал, потревоженный сквозняком. Ефросинья оказалась за спиной мужчины, что-то передала ему – девушка забеспокоилась.

– Не надо…

В руке мужчины мелькнул шприц. Вцепившись в предплечье, мужчина властно привлек ее к себе, коротко замахнулся и сделал укол. Тяжесть в месте укола разлилась свинцом, очертания подвала помутнели.

Сознание девушки цеплялось за светлые глаза Ефросиньи, чужие, шершавые руки, та́ящий в темноте мужской голос:

– Ну, забирай ее тряпье, давай что там – одеяло у тебя есть? Чтобы до машины-то дотащить …

– Скотч-то есть, чтоб связать ее? А то ж проснется.