Макошин скит

Развернувшись, она решительно направилась по дощатой тропе и скрылась за калиткой, а Аделия хвалила себя – только что она показала свою уязвимость, и Ефросинья проглотила наживку, как голодная рыба червячка. По собственному опыту Аделия знала, насколько тщеславна такая показная добродетель, как стремится к опеке и покровительству. Теперь главное – побольше узнать о поселке в ее отсутствие и не проболтаться в личной беседе, когда вернется.

«Карина. Уклад. Есть ли криминал», – напомнила себе задание Громова и Макса и отправилась в трапезную.

В жарко натопленной избе уже почти никого не осталось – пожилая послушница допивала молоко из глиняной кружки, пустым взглядом смотрела перед собой. На углу притулились две молоденькие девчонки, медленно доедали кашу, вздыхали и поглядывали в окно – очевидно оттягивали тяготы этого дня. Когда Аделия зашла, она услышала обрывок фразы, брошенной одной из девушек:

– Уехала? – выдохнула одна с облегчением.

– Вроде да, – отозвалась другая и с опаской глянула на вошедшую.

«О ком это они? О настоятельниц?» – подумала Аделия, решив, что будет наблюдать за каждым, за мелочами, не властными над нами, которые прорываются исподтишка, как не прячь их.

Веснушчатая девушка поманила ее к себе:

– Садись, поужинаешь.

Аделия с сомнением посмотрела на свою новую знакомую:

– Я думала, это шутка…

Веснушчатая замерла у стола, посмотрела с удивлением:

– В каком смысле?

– Ну, что ужин это. Время просто раннее.

– Пять часов уже.

Аделия вздохнула, мысленно сказала «спасибо» Максу и его упакованным в вакуум бутербродам, присела на угол стола:

– Ясно… А спать что-то около десяти, наверно, ложитесь, – она с любопытством оглядывала сестер, надеясь увидеть Карину. Но, верно, она уже поужинала – трапезная к этой минуте почти опустела, если не считать самой Аделии, веснушчатой незнакомки и двоих молоденьких послушниц у окна. – Собственно, в соответствии с рекомендациями лучших диетологов… Худеть так худеть.

Она изобразила недовольную гримасу. Девушка поставила перед ней укрытую накрахмаленной салфеткой глубокую глиняную супницу, которую только что вынула из печи.

– На сытый желудок, говорят, томи́льница ночью приходит, на грудь садится, когтем живот ковыряет пока дыру не проковыряет. А ты и крикнуть не сможешь, так и задохнешься.

Аделия скептически хмыкнула, придвинула к себе супницу, приподняла угол сложенной вчетверо салфетки – под ней оказались щи из квашенной капусты:

– Ой, страсти какие. Томильницы, ключницы, поле́вницы, запе́чники… Знаю-знаю, берешь любое слово, добавляешь к нему суффикс – и пожалуйста тебе, древний недобрый дух… – Взяв в руки ложку, зачерпнула щи. – Надеюсь, вы-то в эту чушь не верите. Но в одном вы правы – на ночь наедаться вредно. Не знаю, что там насчет задохнуться, но талия точно будет тоньше, – она звонко рассмеялась.

Девушки у окна посмотрели на нее с удивлением, торопливо собрались и вышли. Следом за ними – и послушница постарше. Веснушчатая нахмурилась:

– Ты бы лучше не умничала, матушка такое не любит.

– Да? – Аделия почувствовала, как любопытство растекается по венам – словно бенгальские огни. – А что еще матушка не любит?

Девушка стала собирать со стола, принялась вычищать тарелки от остатков еды – тщательно выгребала их в ведро, а сами тарелки составляла одну на другую.

– Да много чего, – пробормотала мрачно.

– Надо же. А мне она показалась такой милой, такой доброжелательной! – Аделия щебетала, изображая желание поболтать да посплетничать. Девушка пока стала единственным человеком, кто более-менее пошел с ней на контакт.

– Ну-ну, – веснушчатая собрала посуду и вышла в предбанник, оставив Аделию доедать свой ужин.

– Нда, – она посмотрела на закрывшуюся дверь. – Сама любезность…

Она слышала, как девушка гремит ведрами, как шуршит скребок по глиняной посуде, как льется вода. Слышала, как несколько раз выходила на крыльцо. В этот момент видела покрытую платком голову: девушка медлительно сливала помои и то и дело оглядывалась по сторонам, явно кого-то выискивая взглядом.

Аделия привстала, проследила за ее взглядом – веснушчатая поглядывала на домик настоятельницы. К ней подошла другая послушница, постарше и поосанистей, спросила сурово, долго ли еще будет возиться с посудой, напомнила о других послушания, которые еще к этому часу не завершились. Бросила предостерегающе:

– Смотри у меня.

Аделия отчетливо поняла, что веснушчатая не хотела привлекать к себе внимание, а подошедшую послушницу не заметила – так была увлечена разглядыванием темных окон дома настоятельницы.

– Что там ей надо, интересно, – пробормотала Аделия.

Заметив, что веснушчатая возвращается, пробежала к столу, схватила кружку. Поставив локти на стол, пригубила от пустой кружке, сделав вид, что увлеченно поглощает ужин. Дверь широко распахнулась, впустив вперед не девушку, а ту самую женщину, что отчитывала веснушчатую. Та потихоньку проскользнула за ней, опустив глаза, стала убирать оставленные приборы, хлеб.

Вошедшая окинула взглядом Аделию, спросила строго:

– Это ты, что ли, в домик заселяешься.

Аделия отставила кружку, кивнула: