Ефросинья засмеялась:
– Вот чудна́я девка. Неужели я тебе о том говорю. Не для себя роди, а как искупление. Вину искупишь перед невинно убиенным младенцем, она и отпустит тебя.
Аделия едва не подпрыгнула от этих слов. Чтобы не вскрикнуть, закусила костяшку указательного пальца. Карина уточнила после паузы:
– Я не понимаю. Я искупаю свою вину перед девочкой, родив ребенка. При этом, ребенка только рожаю, возвращаюсь к Рафу без него… А ребенка куда? В детский дом, что ли? Это разве богу угодно?
– Глупая, – голос настоятельницы стал строгим. – Дело доброе сделаешь, поможешь младенцу на свет появиться. Людей счастливыми сделаешь, поможешь радость отцовства и материнства познать… Что смотришь, глаза вылупила. Познакомлю тебя с семьей одной. Хорошая, обеспеченная, только бездетная. Вот ты им ребеночка-то и родишь. А как родишь, вернешься к своему Рафаэлю, никто и не узнает.
Аделия повернулась к Младе, прильнула губами к ее виску, прошептала:
– Сиди тихо, будто нет тебя здесь. Как безопасно будет, возвращайся в мой домик, там меня человек доверенный ждет. Обо всем, что слышала, ему расскажешь. И телефон передашь, – она вложила в ледяные пальцы Млады сотовый, а сама выскользнула наружу.
Огляделась.
Продолговатый серебристый предмет оказался стареньким кассетным магнитофоном. Он лежал на топчане, поверх неприглядного вороха одеял и старого тряпья. Аделия приподняла его, посмотрела заднюю стенку, осторожно отщелкнула задвижку. Точно, в магнитофоне батарейки.
Она заглянула в окошко проигрывателя, отмотала чуть назад и включила кнопку PLAY. Добавила громкости. Из динамиков донеслось подвывание, инфернальный шепот и утробные звуки, которые они с Младой отчетливо слышали пару минут назад.
– Эти звуки… Вы ведь слышите их? – недоумевающий голос Карины из комнаты.
Аделия еще увеличила громкость: ответ Ефросиньи утонул в жутком скрежете.
– Вы слышите это, да? – Карина продолжала настаивать.
Тогда гадалка увеличила громкость до максимума и вышла из-за занавески.
– Аделия? – Карина сразу узнала ее, но ошарашенно моргала и переводила взгляд с нее на Ефросинью. – Что ты здесь делаешь? Это шутка какая-то?
– Эти звуки ты слышала все это время?
Девушка кивнула:
– Д-да, кажется… Что происходит?
– Так вот откуда они были, а не от Незабудки…
Ефросинья холодно наблюдала за Аделией, казалось, она даже не удивлена ее появлению. Только взгляд стал тяжелее, губы сомкнулись в тонкую линию, обострились скулы. Она дышала размеренно, глубоко, продолжая в задумчивости поглаживать Карину по волосам.
– Расскажете ей? – Аделия кивнула на притихшую и озадаченную Карину.
Пауза, во время которой стало слышно дыхание ветра за окном – он ненавязчиво шелестел прошлогодней листвой, поскрипывал ветками, разгоняя в них соки и пробуждая к весне.
– Отчего ж не рассказать? – проговорила Ефросинья медленно. – Можно и рассказать.
Еще не успев договорить последнюю фразу, ее пальцы сомкнулись в волосах Карины, резко потянули их на себя, чтобы тут же, с оттяжкой, ударить виском о каменную кладку печи.
Карина вскрикнула и тут же обмякла, заваливаясь на бок. По виску из рассеченной от удара брови побежала, пульсируя, струйка крови.
Аделия от неожиданности выронила магнитофон – с глухим стуком тот упал, визг из динамиков захлебнулся треском. Из пластикового нутра вывались и рассыпались по доскам четыре толстые батарейки типа «бочка».
Ефросинья, оттолкнув бесчувственное тело Карины и небрежно сбросив его на пол, встала.
– Зря ты в это дело влезла… Как там тебя? Аделия?
Девушка торопливо огляделась – на расстоянии вытянутой руки ничего, кроме карандаша. Ефросинья смотрела с издевкой, исподлобья:
– Что ты потеряла, родимая?
– Я вам не родимая… – девушка ловко обогнула стол, спряталась за ним, надеясь таким образом отгородиться на наступающей на нее настоятельницы. А еще лучше – обогнуть и выскочить из дома. А там…
«А что
Надо как-то подать ему сигнал. Датчик, который она, одеваясь, тайком закрепила на груди – с микрофоном и микрочипом: голоса записывает, но на помощь им не позовешь. Она с тоской подумала о выключенном мобильнике. И тут же с надеждой – что Млада выдержит и не ввяжется в перепалку. У нее в руках бесценное доказательство, его надо во что бы то ни стало вручить Максу. «Господи, как страшно!».
Аделия впервые в жизни это чувствовала.
Эта женщина с ледяным взглядом, которая сейчас с явным удовольствием наблюдала, как ее наполняет паника. Словно опытный садист, наслаждалась страхом своей жертвы, предвкушая то, что уготовлено для нее. Страх и боль – как изысканное кушанье.
Настоятельница двигалась плавно, будто хищница, готовая к прыжку.
На губах играла ледяная усмешка.
Резко шагнула за стол – Аделия почти повелась на этот маневр, едва не выскочила из укрытия, чтобы рвануть к выходу, но вовремя остановилась, вцепилась в край стола.
Ефросинья сделала пару шагов назад, заставив гадалку вернуться в угол, в тесное пространство за своим письменным столом.
– Отпустите меня, полиция разберется, если вы ничего не совершили, вас не накажут…