Макошин скит

Под ним лежит перевернутый стул с деревянной спинкой. Бумаги сдвинуты и перепутаны, на столе – ампулы и использованный одноразовый шприц. Стоявшая рядом с печкой лавка, на которой Ефросинья говорила с Кариной, тоже перевернута и отодвинута от стены. В белую побелку впитались розовые пятна.

Ни Карины, ни Аделии, ни Ефросиньи с незнакомым мужчиной в комнате не оказалось.

Млада осторожно встала. Разгорающийся рассвет заливал комнату малиново-оранжевым, чертил длинные глубокие тени. Но больше всего пугала тишина. Вязкая, словно живая, она проглатывала звуки, разжигала страх, который и без того искрился в груди. Тишина заглядывала в окно, словно шпионка, забиралась за шиворот.

Закусив губу, Млада раз за разом повторяла себе: «Надо торопиться. Я еще могу успеть. Домик. Там ждут. Там помощь».

Превозмогая панику, она сделала шаг вперед, к двери. За ним еще один, и еще…

Когда добралась до выхода, сердце колотилось с такой силой, что казалось выпрыгнет из гортани. Млада перевела дыхание и выскользнула на улицу. Огляделась: со стороны парковки не слышалось и шороха. «Неужели опоздала?».

Девушка бросилась к боковой калитке, через которую они с гадалкой зашли на территорию поселка. Руки дрожали, защелка выскальзывал из холодных от пота пальцев. Сотовый Аделии нагрелся в руке, чтобы не выронить его, спрятала в карман.

Пробежав по тропинке до домика Аделии, она ворвалась в него без стука:

– Помогите! – закричала в пустоту.

Растерянно оглядела разобранную постель, брошенный поверх покрывала халатик, распахнутую сумку. В домике никого не было. Девушка позвала громче:

– Эй, есть здесь кто?

«Ушел, не дождавшись», – единственное, что приходило сейчас в голову.

Пересекла комнату, раскрыла дверцы шкафа, заглянула внутрь. Приподняла с пола и передвинула сумку, словно кто-то мог прятаться под ней. Посмотрела под кроватью. Никого не было.

«Что же делать?» – Млада стаяла посреди гостевого домика и неуверенно оглядывалась по сторонам.

Растерянно вышла на крыльцо и побрела назад, в поселок. Из-за леса уже выглянула огненно-рыжая головка солнца, окрасив крыши в нежно-розовый и выбросив, словно покрывало, невесомые крупицы холодной росы.

Тонкая взвесь покрыла лицо и ладони, мгновенно кристаллизуясь и превращаясь в иней, ноздри щекотал дерзкий запах первых палов на полях.

«Нужно звать на помощь», – повторяла себе. Но кого? КАК?

Решение пришло внезапно.

Проскользнув в ближайший дом, Млада забрала спички со стола и собрав в охапку ветошь из предбанника – половые тряпки и накрахмаленные полотенца. Даже чье-то пальто. Собрав все это в узелок, выбежала на крыльцо.

Теперь нужно действовать быстро.

Пока не спохватились.

Пока не передумала.

Млада выскочила за ограждение скита, притворила за собой калитку. Вытянула из оврага грязную корягу, подперла ею дверь снаружи, для верности.

Вытерев перепачканные ладони о подол юбки, тяжело направилась вдоль забора по топкой и склизкой земле, поскальзываясь на глине и падая. За объемный тюк то и дело цеплялись голые ветки, царапали обнаженную кожу на руках. Спустилась с пригорка, на мостке через болотистую речушку едва не упала. Ветошь, собранная в узелок, оттягивала руки. Девушка запыхалась и едва могла перевести дыхание. Но ее цель уже чернела на горизонте, закрывая собой все большую часть трепетно-нежного неба.

Она остановилась, положила тюк на землю, проверила в кармане сотовый Аделии – на месте ли. Выдохнула с облегчением – не потеряла. Девушка вдыхала носом холодный и сырой воздух, не в силах надышаться им.

Ей некого позвать на помощь, кроме удачи, не у кого просить защиты, кроме у чужих людей. Татьяна Ольхова почти смогла, почти привлекла внимание к делам Ефросиньи. Ей не повезло, но она, Млада, упорнее. Таня осторожничала, хотела вернуться к дочерям. Ей же нечего терять.

Добравшись до часовни, бросила тряпье на сухое место у стены, набросала сухих веток и прошлогодней травы. Шумно вздохнув, еще раз посмотрела вниз по склону, на скит. И решительно чиркнув спичкой, подожгла ветошь. Сунула в складки ткани одну за другой несколько спичек, подтолкнула к ним сухие ветки.

Тряпье тошнотворно воняло, от него поднимался едкий серо-черный дым.

Млада даже засомневалась, что сделала все правильно – ткань тлела, но не загоралась.

Подхватив валявшуюся обгоревшую с одного конца рейку, толкнула тюк, разворошила. Пламя вырвалось оранжевым столбом, злым, как заточенный на тысячу лет в лампе джинн. Загудело, сразу хватаясь за стены и заползая на крушу.

Схватив удобнее рейку, она окунула ее в огонь, дождалась, пока та займется и бросила внутрь часовни.