Макрохристианский мир в эпоху глобализации

Заслуживающим внимания является и японский фактор. Активизация японского капитала в Азербайджане, в странах Центральной Азии и в Приаспии проходит в русле новой внешнеполитической стратегии Японии, известной как «евразийская дипломатия». Поддержка республик Центральной Азии и Закавказья в процессе их государственного строительства имеет большое значение для развития отношений Японии не только с этими новыми независимыми государствами, но и с их соседями — Россией, Китаем и исламскими странами, что способствует расширению ее влияния на всем Евразийском континенте и в мире в целом885. Еще в январе 1998 г. Кабинетом министров Японии была принята программа, предусматривающая предоставление кредитов странам, по которым пройдет воскрешаемый Великий шелковый путь, на реконструкцию и строительство автомобильных и железных дорог, аэропортов, трубопроводов, на развитие современных телекоммуникаций и расширение инфраструктуры.

Центральноазиатские региональные конфликты в международном контексте (А. З. Гончарук, Р. Н. Джангужин, Ю. В. Павленко, Б. А. Парахонский)

Политическая ситуация в Центральной Азии сегодня весьма нестабильна, что обусловлено общим низким уровнем жизни и ущемлением элементарных прав основной части местного населения, распространением на этой почве протестных настроений с опорой на мусульманский фундаментализм, столкновением интересов внерегиональных держав, недовольством установившимися здесь в 1990‑х гг. авторитарными режимами, неустойчивостью спонтанно формирующегося модуля национальной идентичности стран региона, земляческо–клановым противоборством, обострением социально–экономических противоречий между разными общественными пластами и многим другим. Независимыми экспертами особо подчеркивается распространение панисламизма и пантюркизма, чреватое пандемией конфликтных зон, и на территорию России.

В Центральной Азии формируется особый тип общества, в котором авторитарный характер власти сосуществует с зачаточными, преимущественно внешними проявлениями демократии, традиционными нормами, местными обычаями и пережитками коммунистического порядка. На пути модернизации социально–политического устройства стоят большие трудности, преодоление которых связано с усугублением социальных и национальных конфликтов. Возрастание социально–экономического и имущественного неравенства сопровождается обострением общественных отношений как по вертикали, так и по горизонтали (между разными кланово–этническими и территориально–земляческими группировками, каждое из которых стремится занять достойное место в системе власти).

Оппозиционные группы образуются не столько вследствие консолидации вокруг конкретной идеологической системы, сколько в результате вытеснения определенных социальных групп на периферию властно–распределительных отношений. Правительства применяют все возможности репрессивных структур для подавления инакомыслия и проявлений общественного протеста, что ярко продемонстрировали события в Андижане в мае 2005 г., отказываясь легализировать существующую оппозицию.

Келейные механизмы принятия решений приводят ко все большей потере связи между властной верхушкой и массами населения, обществом в целом. Возникает необходимость постоянного ритуального подтверждения прочности связи между лидером и народом. При этом верхушка вовсе не заинтересована в развитии системы горизонтальных социальных связей и механизмов самоуправления, поскольку она укрепляет гражданское общество и противоречит авторитарному характеру власти. Таким образом, сама ситуация в сфере властных отношений, не говоря уже о бедности основной массы населения, провоцирует конфликты, способные подорвать основы общества и ввергнуть его в хаос.

Исторически Центральная Азия никогда не была зоной этноконфликтов, несмотря на то, что на ее территории издревле взаимодействовали крупные этнические массивы — иранский и тюркский, а также монгольский и тибетский. С середины XIX в. все более заметную роль здесь начинает играть русское и русскоязычное население, но и это не порождало этноконфликтов. Этническая конфронтация возникает только в условиях национально–территориального размежевания в 1920‑х гг., когда принадлежавшие к определенной национальной группе влиятельные кланы, интегрировавшиеся в советскую политическую систему соответственно своей этнической принадлежности, делились властью и контролем над ресурсами определенных территорий с ближайшими к ним в этническом отношении родами. В их интересах было осуществлять политику этнически–языковой ассимиляции национальных меньшинств, которые жили в границах соответствующих административных единиц. Последствия такой политики и стали причиной межэтнических потрясений в регионе.