Макс Шрёдингер (СИ)

Умничка, — подумал я, а после решился сказать это вслух. Аня заулыбалась.

— Мы дома у моей мамы, — объяснил я.

Аня замерла, переваривая услышанное.

— Мне же нужно хорошо себя вести с твоими родственниками? Они для тебя важны?

Опять странные вопросы.

— Мама самый дорогой для меня человек. Постарайся не врать и быть вежливой.

На лице Ани промелькнуло знакомое выражение лица. Как тогда, когда следователь говорил про мою бывшую жену — ревность.

— Она будет со мной говорить? — слабым голосом спросила Аня.

— Она в нашей семье даёт разрешение на отношения, так заведено.

— Зачем? — в глазах её была паника. — Зачем нам ещё кто-то? Макс, мы же сами можем всё решить! — Она заглянула в мои глаза и увидела там ответы, смутилась, прижалась ко мне. — Я поняла, — холодно сообщила она мне. — Я пошла.

— Погоди!

— Трус умирает тысячи раз…

Она аккуратно освободилась из моих объятий и обречённо пошагала в комнату, откуда я вышел. Я юркнул следом и нарвался на Кузю, преградившего мне дорогу.

— Привет, Макс. Куда так спешишь?

Высокий, подкаченный, стройный, но с лицом, будто его катком переехало, со шрамом через бровь — деревенский старший брат. Он жил здесь же, с матерью. Занял весь чердак. Жена, трое детей, на восемь лет меня старше. Начальник лесхоза и заведующий областью, большая шишка, и почти всё с подачки мамы, но своими силами. Ой она его дрючила как первенца! А меня просто любила, и так всегда было.

— Мне нужно срочно! Кузя, ты должен меня понять. Твою Танюху тоже так пытали.

— И не сдохла.

— Моя… сдохнет!

— Ой, да успокойся. Пошли за стол, поболтаем.

Меня с туманной головой усадили, навалили супа. Мой желудок Шрёдингера не сопротивлялся впервые, но аппетита особого не было. Я закинул ложку в рот, проглотил, поковырялся в тарелке.

Если они столкнутся лбами, это будет катастрофа! Аня, которая не умеет разговаривать с людьми и не терпит давления, и мама, что много десятилетий только и делает, что командует. Две самые важные женщины в моей жизни. Обеих я понимал, но шансы, что переговоры пройдут успешно были ниже, чем найти жизнь на ближайшей к нам планете.

А это будет значить, что мама мне плешь проест, если я продолжу с ней встречаться.

А мне такой исход не нравится.

Даже с тем, что Аня — наёмный убийца, выращенный в лаборатории?

Да ваще плевать. Пусть она даже сам дьявол воплоти.

«Очень легкомысленно, Макс», — слышал я мамин голос и злился.

Я рванул к комнате. Меня ухватил за руку Кузя, потянул к себе.

— Макс, ты чего?

— Ты не понимаешь. Там сейчас будет драка! Кто-то не выйдет оттуда живым: или мама, или Аня. И я буду переживать за обеих.

— Ну тебя накрыло, чувак. Успокойся.

— Дай мне пройти! — вырывался я. Руке было больно, мне было плевать. Ещё чуть-чуть, и я уже готов был на самую крайнюю меру, к которой не прибегал никогда — на агрессию.

— Тише ты. Давай я нарушу правила, — заговорщически произнёс он. — Иди и тихонько подслушай, может успокоишься. Ну никогда эта формальность ещё никому не мешала. Тётю Зою вспомни с её Валерой. У Валеры две отсидки было, дружки с зоны, и что?

Я перестал рваться, выдохнул.

— Дай мне послушать тогда, — надулся я и пошёл к двери.

Я сел рядом. Слышимость и так была хорошей.

— И это действительно всё, что тебе нужно? — голос мамы.

— Да, госпожа, — голос Ани. Уверенный.

Госпожа?

Мне стало за неё стыдно.

— Ты осознанно впутала во всё это моего сына, — холод, опять этот холод в голосе.

Мама, дай уже мне решать, куда я могу впутаться, а куда нет! Хотя она никогда и не запрещала, просто была в курсе.

— Это всё неважно, госпожа, — отозвалась Аня. — Вы же знаете.

— Может знаю, а может и не знаю. Очень уж слабо верится во всё тобой рассказанное. Особенно часть, что сам Винтер Криг — министр юстиции Арса — твой отец.

Вот это поворот!

— Это ваше дело, госпожа, верить мне или нет.

— Это тоже неважно?

— Да, это тоже неважно, — уверенно сообщила Аня. — Для меня. И я уверяю, это действительно так.

— Убивать и причинять зло… — мама не могла подобрать слова.

— Это лишь необходимость, чтоб освободиться от временных ограничений, госпожа.

— И что, это всё ради моего сына? Вряд ли, скорее это всё ради тебя, — опять этот лютый холод в словах матери. Аня не смущается, не стесняется. — Он лишь средство.

Тишина.

Это конец? Нужно входить, защитить, спасти!

— Все мы нужны кому-то лишь зачем-то. Кому-то больше, а кому-то меньше. Кому-то только ради денег, кому-то ради детей. Но для меня он смысл всего.

Снова тишина.

— А что отец?

— Мы с ним поругались. У нас не такие хорошие отношения, как у Вас с Вашими сыновьями, госпожа.

— Оно и понятно, — проронила мать уже без холода.

Почему маму не смущает «госпожа»?

— Я не могу принять решения прямо сейчас.

Тишина. Мне хотелось убежать.

Вначале желание было убежать от их обеих, от этого безумия и напряжения, от той угрозы, что скрывалась за каждой фразой. Но потом пришла мысль убежать, забрав с собой Аню. Плевать уже на мамину поддержку, плевать на всё. Убежать и поменять номер телефона, и чтоб никто про нас с Аней не узнал.