Макс Вебер: жизнь на рубеже эпох

В 1897/98 году в Гейдельберге она в течение двух семестров посещала лекции Макса Вебера, который, по–видимому, произвел на нее впечатление. Очевидно, и она не оставила его равнодушным: на следующий год Эльза переехала в Берлин, где ей разрешили учиться в университете на основании особого разрешения, которое Вебер выхлопотал у своего бывшего учителя Густава Шмоллера. «Она обладает способностью к действительно ясному, трезвому мышлению, способностью не уникальной, однако значительной, талантлива без столь частого у учащихся в университете дам личного честолюбия», к которому Вебер наверняка относился более снисходительно, когда речь шла об учащихся «господах», «и демонстрирует большой, сугубо рабочий энтузиазм. Остальное, я полагаю, она расскажет о себе сама». В столице Германской империи Эльза становится председателем Союза учащихся женщин, следует рекомендациям своего учителя («Все лекции, которые я посещала, мне каждый раз выбирал в семестровом расписании Макс Вебер: гражданский кодекс у Экка, государственное право у Гирке (это мне многое дало), административное право у Каля, Шмоллер, Зеринг (семинар по лекциям Шмоллера), Зиммель (недоступный для меня)») — и знакомится с Эдгаром Яффе и Альфредом Вебером. Оба в нее влюбляются^[499].

Яффе родился в купеческой семье в Гамбурге. Он обучался коммерции в Париже, Барселоне и Манчестере, затем работал агентом по недвижимости в Берлине, однако вскоре утратил интерес к коммерческой деятельности и — к тому моменту ему было уже далеко за тридцать, и у него не было аттестата зрелости — решил изучать экономику и философию в Университете им. Фридриха–Вильгельма. Густав Шмоллер и Макс Зеринг поддержали его в этом решении, так как были заинтересованы в информации о хлопковой промышленности «из первых рук». Он же, наоборот, стремился попасть в мир духовных интересов и как можно дальше уйти от хлопковой промышленности. В это самое время Альфред Вебер изучает полученные результаты опроса по проблемам домового производства и надомной работы, а Эльза фон Рихтхофен не может согласиться с тем, что положение женщин, подрабатывающих на дому, так ужасно, «как того требует, так сказать, его теория»^[500].

Умная и талантливая баронесса защищается у Макса Вебера в 1901 году на тему «Исторических изменений в позиции авторитарных партий относительно законов о защите труда и мотивов этих изменений», когда Вебер официально еще возглавляет кафедру, но уже отсутствует по уважительным причинам. Параллельно она пытается получить должность фабричного инспектора по Бадену. У нее неплохие шансы, чиновник, в чьей компетенции находится этот вопрос, ей благоволит, однако она опасается, что станет известно о ее помолвке с врачом–евреем, а замужним женщинам из высших кругов не полагалось заниматься профессиональной деятельностью. И все же в августе 1900 года — помолвка с врачом к тому времени уже расторгнута — она становится первой женщиной–чиновником во всей немецкой истории и в своем кабинете в Карлсруэ рассматривает правила трудового распорядка, запрещает или разрешает сверхурочные, проверяет заявки на реализацию строительных работ. Когда она рассказывает о своем опыте в течение первого года работы в докладе на заседании Общества социальной реформы, то удостаивается похвалы самого кайзера.

Однако уже скоро, около 1902 года, работа становится ей в тягость, она впадает в депрессию и не знает, как ей жить дальше. В любом случае она хочет иметь ребенка, чего не может понять Марианна Вебер — к чему тогда все ее образование? Но, как бы там ни было, Эльза вскоре откликается на ухаживания Яффе, к удивлению своих родных и знакомых, которые ожидали для нее более интересной партии. Брак с Яффе можно было бы отнести к числу нередких в то время союзов обедневшего дворянства с еврейским богатством. Но так могло показаться лишь стороннему наблюдателю, ибо переписка между ними показывает, что Эльза фон Рихтхофен не вступала в брак «с расчетом» на то, чтобы поправить свои финансовые дела, а Яффе явно не стремился благодаря своей супруге войти в круг дворянской знати. В отношении мотивов Эльзы фон Рихтхофен прав, скорее, ее биограф Мартин Грин, считавший, что на самом деле она вышла замуж за Гейдельберг: ей хотелось играть главную роль в окружении, соответствовавшем ее острому уму и отвечавшем ее потребностям в интеллектуальном общении^[501].