Источником особого раздражения и разногласий между ними оставались деньги; там, где пересекались эмоциональные и экономические связи, могло искрить. Тем не менее они часто оказывались тесно связаны друг с другом своими относительно стесненными финансовыми обстоятельствами; возможно, ключевая роль этого аспекта их взаимоотношений обусловила прочность их последующего партнерства в гостеприимстве, оказываемом кружку. Яростно отстаивающая свою независимость Елена Оттобальдовна оказалась заложницей своего экономического положения; возражая на словах против денежных займов, она была вынуждена пойти по этому пути, для чего ей пришлось обратиться за помощью к Волошину и его знакомым. В 1908 году, переступив через себя и испытывая неловкость, она позволила Максу помочь ей занять где-то от тысячи до двух тысяч рублей у одной из родственниц Маргариты Сабашниковой. В конце концов, Сабашниковы были зажиточным купеческим семейством, и несмотря на то что они изначально не одобряли Макса и его женитьбу на Маргарите, тем более что к этому времени супруги уже расстались, Максу удалось завоевать друзей в лоне этой семьи, которые рады были оказать помощь, когда могли. (Впоследствии такая помощь включала в себя публикацию книги выполненных Волошиным переводов французского писателя де Сен-Виктора, а также одалживание ему денег на поездки.) Переговоры о залоге – коктебельском доме, поскольку, в сущности, речь шла о частной ипотеке, – и процентах шли сложно[110]
. В результате в то время экономическое благополучие Елены Оттобальдовны оказалось в некоторой зависимости от помощи сына.Однако заем предназначался не только для нее; Макс тоже с трудом сводил концы с концами. Хотя не всегда было легко найти работу в журналах, в целом благодаря связям и настойчивости ему это удавалось; значительная часть проблемы заключалась в том, что издания, для которых он писал, зачастую медлили с выполнением своих обязательств или вовсе их не выполняли. Выбивать причитающиеся ему гонорары из российских издателей было еще сложнее из-за того, что он часто жил за границей, как правило в Париже. «Аполлон» задерживал выплаты на много месяцев; то же самое относилось к «Золотому руну», пока оно существовало, «Руси», «Пантеону», «Московской газете» и издательству «Сфинкс». В какой-то момент, разозлившись и не выдержав, он был вынужден попросить мать похлопотать за него лично: в конце 1911 года он отправил ей из Парижа три письма подряд с просьбой обратиться непосредственно в редакции «Московской газеты» и «Сфинкса» и потребовать у них причитающиеся ему деньги. Наконец, более чем через месяц после своего первого письма к ней, он снова написал, что в результате ее визита «Московская газета» прислала ему телеграмму, в которой сообщалось, что деньги ему уже отправлены – в виде почтового перевода. «А почтовый перевод от Москвы до Парижа идет иногда до 3 недель. <…> Это прямо издевательство какое-то: я им телеграфирую: переведите телеграфом, а они нарочно избирают самый бессмысленно медленный путь», – кипятился он[111]
. Кроме этого случая, показывающего, как Волошин полагался на мать в ведении своих финансовых дел, иногда он обращался к ней за помощью даже в продаже своих работ, если находился слишком далеко, чтобы сделать это самостоятельно.Еще Макс занимал у матери деньги, особенно для заграничных поездок, что порой приводило к эмоциональным взрывам. После размолвки, связанной с займом, который она предоставила ему в 1914 году, в 1915 году он прислал ей открытку, сообщая о своем решении на этот раз не занимать у нее денег на дорожные расходы, и как-то вызывающе просил не обижаться по этому поводу. Она ответила, что будь она обижена или нет, но ей не нравится последнее объяснение в открытке: лучше, чтобы между ними вообще не было расчетов. Очевидно, реагируя на нетерпеливый тон Макса, она предприняла неуклюжую попытку защититься, признав, что улаживала расчеты с Волошиным и часто была недовольна тем, что он не желал думать о деньгах, считать их, знать, откуда они берутся; не знал и не хотел думать о том, откуда мать их получала. Как заявила мать Макса, отношению ко ней и жизни он вел себя как маленький ребенок. Она даст ему денег, довольно резко продолжила она. Однако, несмотря на эту резкость, налицо были признаки наступающего примирения по вечно раздражающему вопросу финансов. Это было частью более широкого процесса их примирения, начавшегося несколькими годами ранее.