Максимилиан Волошин и русский литературный кружок. Культура и выживание в эпоху революции

В 1914 году порог дома Волошина переступила еще одна девушка, Елизавета Кривошапкина, племянница феодосийского фотографа Рудольфа Редлиха, который, будучи другом Кандаурова и Богаевского, входил в число местных контактов Волошина. Однажды тем летом она приехала к Волошиным на машине в сопровождении своего родственника, и на нее произвело впечатление множество комнат в их доме:

В этих комнатах обитало веселое племя «обормотов»: художники, поэты и немного людей других профессий. Все носили мало одежды: босые или в чувяках на босу ногу; женщины, в шароварах и с открытыми головами, эпатировали «нормальных дачников». Был у них и свой гимн, начинавшийся словами:

Стройтесь в роты, обормоты,
В честь правительницы Пра…

[там же: 313].

Военные нотки в этом «гимне» несколько неожиданны (влияние Первой мировой войны?), но глазами Кривошапкиной в 1914 году мы наблюдаем четкую групповую идентичность с прочными традициями поведения, театральности и костюмированности, а также восхваления Пра со стороны «обормотов». Мы также наблюдаем намеки на напряженность в отношениях между кружком Волошина и другими обитателям коктебельской дачной колонии.

Еще одно упоминание об «обормотах» встречается в воспоминаниях В. В. Вересаева, человека, которому во время Гражданской войны предстояло сыграть важную роль в жизни Волошина и который стал членом волошинского кружка после того, как тот возродился. Вересаев не приезжал в Коктебель до осени 1918 года, когда в Крым начали прибывать многочисленные представители интеллигенции, бежавшие от опасностей и лишений охватившей север Гражданской войны, однако его мемуары свидетельствуют о том, что ему каким-то образом было немало известно о предшествующей истории дома Волошина:

Вокруг него [Волошина] группировалась целая компания талантливых молодых людей и поклонниц, местных и приезжих. Они сами себя называли «обормотами». <…>

Мать Волошина носила обормотское прозвание «Пра». Это была худощавая мужественная старуха. Ходила стриженая, в шароварах и сапогах, курила. Девицы из этой обормотской компании ходили в фантастических костюмах, напоминавших греческие, занимались по вечерам пластическими танцами и упражнениями. Иногда устраивались торжественные шествия в горы на поклонение восходящему солнцу, где Волошин играл роль жреца, воздевавшего руки к богу солнцу. Из приезжих в обормотской компании деятельное участие принимали писатель А. Толстой, художник Лентулов и др. [Вересаев 1982: 527].

К этому времени «обормоты» (Толстой и Лентулов) полностью отошли от первоначального молодежного кружка, но по-прежнему выделялись и примыкали к нему своим театральным поведением.

Однако прежде всего нужно ответить на вопрос, откуда Вересаеву, в то время отсутствовавшему, стало столь много известно о дореволюционном кружке Волошина. В его описании нашли отражение несколько разных рассказов: о Пра, ее наряде и привычке курить, о нарядах девушек, о «ритмической» гимнастике. И при этом он не мог быть очевидцем того, о чем писал. И хотя Оболенская и Кривошапкина описывали то, что происходило на их глазах, их рассказы тоже содержат информацию, выходящую за пределы того, что они подробно описывали. Откуда им стало известно, что это «обормоты», видела ли Кривошапкина, как они строились и пели свой звучащий по-военному «гимн», была ли это просто услышанная ею история, – об этом мы знаем не больше, чем, например, о том, откуда столько подробностей о прежнем кружке узнал Вересаев.