Максимилиан Волошин и русский литературный кружок. Культура и выживание в эпоху революции

Волошин отправился в Москву только в 1924 году, но к этому времени у него уже были налажены отношения с центром. В мае 1922 года его назначили председателем феодосийского филиала КрымКУБУ [Купченко, Давыдов 1990:61], связанной с Центральной комиссией по улучшению быта ученых при Совнаркоме, или ЦЕКУБУ, – организацией, созданной для распределения благ и заметно повлиявшей на жизнь советской интеллигенции в 1920-е годы. К сентябрю того же года он с головой погрузился в распределение пайков, выделенных центральным правительством большевиков, о чем свидетельствует письмо, написанное им М. С. Заболоцкой, которая жила в его доме и ухаживала за его матерью во время ее последней болезни. Сам он в это время лечился от острого приступа полиартрита и поэтому не мог исполнять обязанности по распределению пайков. Поэтому он сообщал ей: «В течение недели мне на квартиру будет доставлено 9 ящиков продуктов и мануфактуры для писателей, получ<ающих> академический паек». Далее он перечисляет фамилии 11 получателей. «Все должно быть поделено поровну, а мануфактура по соглашению и жребию». Однако налаживание поставок из центра для местной интеллигенции не ограничивалось только лишь проблемой их распределения. Как хорошо знал Волошин, для этого требовалось оформлять множество документов, и с той же энергией, которую он проявлял при работе с такими документами, он настаивал на том, чтобы его друзья привели в порядок собственные бумаги: «Эти же писатели должны немедленно написать свои анкеты снова (особенно подробно – свои произведения) и материальное положение, и выслать сами <в> Москву КУБУ., чтобы анкеты были там до 1-го октября. <…> От этого зависит получение академического пайка»[161].

Далее в письме следовал ряд напоминаний и инструкций относительно того, чтобы получение пайков им и другими лицами не прекращалось. Он позаботился о том, чтобы разделить ответственность за выполнение этих задач и между другими знакомыми, не взваливая все на плечи Марии Степановны; завершалось письмо постскриптумом следующего содержания: «Милая Маруся, когда я пишу тебе – мне все время вспоминается твое отчаяние при получении письма от Ольги Васильевны – на его сухость»[162]. Едва ли он хотел обременять эту женщину, за которой в то время ухаживал, необходимостью заниматься скучным, деловым общением, но он был слишком осторожным человеком, чтобы в условиях неустойчивой связи, слабой организации или из-за сердечных дел оставить без присмотра такие важные дела, как продовольственное обеспечение себя и своих близких.

Учитывая все его связи с внешним миром, заботу о собственной общине, упорство и дотошность в бюрократических деталях, Волошин становился не просто другом для тех, кому он помогал в их стремлении уцелеть: по сути, он превращался в персонального экономического ментора, облегчающего своим друзьям и коллегам доступ к средствам существования. В вопросе выживания основная роль уже не принадлежала деньгам; гораздо важнее были связи с органами власти. Волошин стал узлом таких отношений, и тем самым, во многом подобно ссыльному журналисту Гейеру, много лет назад трудившемуся в Средней Азии, превратился в местного покровителя.

Кров

Сохранение собственной жизни и жизни своих друзей во время Гражданской войны было первым шагом Волошина в формировании того локуса личной власти, благодаря которому он восстановит свой кружок; получение и распределение продовольствия и товаров в период послевоенного голода стало вторым шагом; и теперь предстояло сделать третий шаг – защитить свою собственность от посягательств большевистских реквизиторов. Такой собственностью было его домохозяйство. Как мы видели, в дореволюционный период дом служил важнейшей материальной основой для формирования и поддержания существования кружковых отношений. Таким образом, владение домом и контроль над домашней сферой при советской власти в послереволюционный период представляет для нас значительный интерес. Широкомасштабные реквизиции домашнего пространства Советами – в первые годы большевики стремились превратить необходимость обеспечения жильем оставшихся без крова в результате войны в преимущество, благодаря которому государство брало в свои руки контроль над экономикой и частной собственностью, – должны были оказать заметное влияние на жизнь кружка. То, как Волошин сумел предотвратить реквизицию своего дома, красноречиво свидетельствует не только о его умении налаживать связи и обретать покровительство при восстановлении материальных основ его кружка, но и о том, как его способы достижения этой цели вписывались в развивающуюся систему советской власти.