Максимка, Толик и каляки-маляки

Через неделю после дня рождения я уехал с родителями в деревню к бабушке на всё лето, и Кеша с нами, конечно. Клетку с попугайчиком мы поставили на стол, расположенный на веранде около окна, напротив которого рос огромный, цветущий всё лето куст шиповника. Он зацвёл только что, «наш шиповник», как говорила мама, и душистый аромат его цветов разносился далеко по всему саду. Окно было приоткрыто, и Кеша всё поглядывал на шиповник, который и ему, видимо, тоже нравился.

Не успели мы распаковать вещи, как пришёл Толик, мой друг, наши дома в деревне стоят рядом, и хотя зимой мы живём в разных районах Москвы, зато всё лето вместе.

Толик с интересом стал рассматривать попугайчика, а потом вдруг сунул в клетку палец, и Кеша его цап! чуть не схватил, Толик едва успел убрать руку:

– Молодец, Кеша, маленький, а защищаешься!

– Ты не пугай его, Толик, а то он запомнит тебя и будет бояться.

– Да я не хотел, само собой получилось. Давай лучше будем учить Кешу говорить.

– Давай! Я недавно по телевизору видел, как попугайчик стихи читал. Это же чудеса – такая кроха и стихи!

С тех пор мы стали учить Кешу говорить. Это выражалось в том, что и я, и Толик, и мама с папой, и бабушка, то есть все, находясь на веранде, то и дело подходили к клетке и начинали говорить приблизительно так:

– Кеша, хороший мальчик! Кеша, кушать хочешь? Кеша, кто там? Кто пришёл? Чай пить будем?

А бабушка любила говорить: «Кеша красавчик!» Почему-то это выражение нравилось ей больше всего. Толик же, слыша про красавчика, всегда добавлял «красавчик-чик», или «какой кошмарчик-чик», на что бабушка и сердилась, и смеялась.

Эта учёба попугайчика проводилась каждый день, но продолжалась недолго, каждый несколько минут поговорит, да и уйдёт по своим делам. А Кеша, когда с ним говорили, прямо-таки замирал, будто от восторга, прижимался к клетке, переставал трещать и внимательно слушал, слушал, только глазки чёрные блестели.

Очередной учитель убегал, Кеша некоторое время сидел неподвижно, словно прокручивая в голове, как пластинку, новые и старые слова, а потом начинал играть с подвешенным колокольчиком или смотрел в зеркальце, или лазил вверх-вниз по маленькой, деревянной лесенке.

Иногда мы с Толиком открывали дверцу клетки, нам хотелось, чтобы Кеша полетал и размял крылышки, а он боялся выходить и сидел у открытой дверцы. Но однажды он вдруг выпорхнул на волю, сделал круг под потолком и сел на клетку, таким было его первое путешествие.

«Первый выход в космос», – сказала бабушка.

– Давай его на палочку посадим, и будем как дрессировщики с голубями, я зимой в цирке видел, – сказал Толик и взял карандаш.

Потом он медленно, чтобы не вспугнуть Кешу, сидящего на клетке, стал подносить к нему карандаш. Попугайчик смотрел настороженно, и я подумал, он испугается и прыгнет обратно в клетку, но нет, Кеша неожиданно перескочил на карандаш.

– Ты поводи его туда, сюда, – посоветовал я, с интересом ожидая, что же дальше.

Толик поднял карандаш с попугайчиком вверх, потом опустил вниз, потом повел вправо, влево, и снова вверх, вниз, вправо, влево. Кеша сидел ровно, не двигаясь, наверное, ему понравилось. Тут вошла бабушка и, увидев нас, всплеснула руками:

– Ну прямо как в цирке!

На её голос Кеша встрепенулся, будто вздрогнул, взлетел и сел на клетку, и затем, перебирая лапками, быстро залез внутрь. Бабушка виновато посмотрела на нас – извините, не хотела пугать птичку.

Мы стали часто открывать клетку, Кеша вылетал, кружил по веранде, и если в это время рядом была мама, то обязательно садился к ней на плечо, прижимался к уху и долго сидел так, играя маминой серёжкой. А мама занималась домашними делами, читала или смотрела телевизор, но про Кешу не забывала и разговаривала с ним:

– Ты мой хороший Кеша, мой красавчик, мой мальчик, кушать хочешь? Чай пить будем?

И Кеша в ответ тихо журчал и теребил серёжку.

Когда мамин отпуск закончился, и она уехала в Москву, обещая приезжать на все выходные, Кеша загрустил и несколько дней не выходил из клетки, сидел нахохлившийся и молчаливый, и бабушка испугалась – не продуло ли его сквозняком на веранде.

– Давайте, ребятки, открывать что-то одно – или дверь, или окно, не заболел бы наш попугайчик, – сказала она в тот день мне и Толику, когда мы уходили на озеро ловить бычков. К обеду мы вернулись, и бабушка нас сразила:

– Кеша заговорил!

Мы с Толиком встали как вкопанные.

– Представляете, готовлю я обед на кухне и вдруг слышу голос дочки, то есть твоей мамы, Максимка. Слышу так отчётливо, будто она рядом со мной говорит: «Кеша, хороший мальчик, чай пить будем?» А потом раздаётся: «Кеша красавчик, красавчик-чик». Я чуть сковородку на ноги себе не уронила, даже испугалась, знаю же, что мама уехала. Вошла на веранду и вижу – Кеша сидит перед зеркальцем и повторяет: «Кеша красавчик, Кеша хороший мальчик».

Так наш попугайчик стал говорить. Уже потом папа объяснил, что волнистые попугайчики лучше усваивают именно женские голоса, они им более близки, и наш Кеша выбрал голос мамы.