Максимы и мысли. Характеры и анекдоты

Я спросил М*, как случилось, что ни одна из земных радостей, насколько я могу судить, не поработила его. «Отнюдь не потому, — ответил он, — что я равнодушен к ним. Просто я нахожу, что за них приходится расплачиваться слишком дорого. Слава влечет за собой клевету, видное положение обязывает постоянно быть настороже, любовные утехи вынуждают много двигаться и утомляться, житейский успех сопряжен с различными неудобствами, ибо люди следят за каждым вашим шагом, обсуждают и осуждают его. Все, что может мне дать свет, я нахожу в своей собственной душе. Эти многократно подтвержденные наблюдения не привели меня ни к бесстрастию, ни к безразличию, но я сделался, так сказать, неподвижен; теперешнее мое положение представляется мне наилучшим из всех возможных, поскольку приятность его определена этой моей неподвижностью и возрастает вместе с последней. В самом деле, любовь — источник горестей, сладострастие без любви — минутная забава, а брак — еще того хуже; стать отцом — это честь, чреватая всяческими несчастьями; держать открытый дом — это занятие, подобающее скорее владельцу постоялого двора. Расточая вам знаки внимания, люди руководятся столь низменным и откровенным расчетом, что их дружба может обмануть лишь дурака и польстить лишь тщеславному шуту. Из всего этого я заключил, что покой, дружба и размышление — единственные блага, которых стоит домогаться в том возрасте, когда безумства уже наскучили».

* * *

Маркиз де Вилькье,[427] капитан гвардии, состоял в числе друзей великого Конде.[428] Однажды, когда он находился у г-жи де Моттвиль,[429] кто-то принес весть, что принц арестован по приказу двора.

— Ах, боже мой, я погиб! — простонал маркиз.

Удивленная этим восклицанием, хозяйка сказала:

— Я знала, что вы — друг принца, но не думала, что такой близкий.

— Как! — вскричал гость. — Разве вам не известно, что приводить такие приказы в исполнение полагается мне? Меня не позвали, — значит, мне не доверяют, это же ясно.

— Мне кажется, — возмутилась г-жа де Моттвиль, — что ваши опасения излишни: вы ведь не дали двору никаких оснований подозревать вас в измене. Радуйтесь же, что вам не пришлось сажать друга в тюрьму.

И г-н де Вилькье устыдился первого движения своей души, обнаружившего всю ее низость.

* * *

Во время званого ужина, на котором присутствовала г-жа д’Эгмонт,[430] доложили о приходе человека по фамилии Дюгеклен. При этом имени[431] фантазия гостьи разыгралась. Она попросила посадить новоприбывшего рядом с нею, осыпала его любезностями и даже предложила ему отведать кушанья, стоявшего перед нею на столе (это были трюфели). «Сударыня, — ответил глупец, — зачем мне они, когда рядом вы?». — «При этих словах, — рассказывала г-жа д’Эгмонт, — я пожалела о том, что была с ним столь предупредительна, и поступила как дельфин из басни,[432] который спас кого-то во время кораблекрушения, но, увидев, что это не человек, а обезьяна, сбросил ее обратно в море».

* * *

Мармонтель в молодости любил бывать в обществе старика Буэндена,[433] стяжавшего известность своим остроумием и безбожием. Однажды тот сказал ему: «Встретимся у Прокопа».[434] — «Но там же нельзя говорить о философских материях». — «Нет, можно, если придумать условный язык, нечто вроде арго». И они тут же составили для себя словарик: душу назвали Марго, религию — Жавотта, свободу — Жаннетон, а всевышнего — господин де Бог.

Вот они сидят в кафе, спорят и отлично понимают друг друга. Неожиданно в их беседу вмешивается подозрительная личность в черном и спрашивает Буэндена: «Нельзя ли узнать, сударь, кто этот господин де Бог, который ведет себя так дурно и которым вы так недовольны?». — «Сударь, — отвечает Буэнден, — он — полицейский шпион».

Легко себе представить, каким хохотом посетители кафе встретили его слова: господин в черном сам был из людей такого сорта.

* * *

Однажды, когда Людовик XIV опасно захворал, лорд Болинброк[435] выказал искреннее сочувствие больному. Удивленный монарх сказал ему: «Я тем более тронут вашим вниманием, что вы, англичане, не любите королей». — «Государь, — ответил Болинброк, — в этом мы похожи на тех мужей, которые не любят собственных жен, но стараются понравиться женам соседей».

У шевалье де Бутвиля[436] вышел спор с женевскими представителями.[437] Один из них очень разгорячился. «Разве вам не известно, что я представляю здесь короля, моего повелителя?», — остановил его шевалье. «А разве вам не известно, что я представляю здесь тех, кому я равен?», — отпарировал женевец.

* * *