Максимы и мысли. Характеры и анекдоты

Некий философ признался мне, что, познакомившись с государственным устройством и порядками у различных народов, он сохранил интерес лишь к дикарям и детям. Первых он изучает по книгам путешественников, за вторыми наблюдает в повседневной жизни.

* * *

Г-жа де* говорила о г-не де Б*: «Это человек порядочный, но неумный и неуживчивый. Он — точь-в-точь окунь: безвреден для здоровья, но безвкусен и костист».

* * *

М* не столько обуздывает свои страсти, сколько подавляет их. Он сам признавался мне: «Я вроде наездника, не умеющего сладить с лошадью, которая понесла. Он убивает ее из пистолета и валится наземь вместе с нею».

* * *

Я спросил у М*, почему он отказался от многих предложенных ему мест. «Хочу быть человеком, а не действующим лицом», — ответил он.

* * *

«Разве вы сами не видите, — говорил М*, — что я был бы ничем, если бы не моя добрая слава? Стоит мне поскользнуться, как я слабею; стоит мне оступиться, как я падаю».

* * *

Весьма примечательно, что Кребильон[575] и Бернар, пламенно воспевавшие — один в прозе, другой в стихах — безнравственность и распутство, умерли, страстно влюбленные в потаскушек. Трудно придумать большую нелепость — разве что платоническое чувство, которое г-жа де Вуайе до последнего своего вздоха питала к виконту де Ноайлю, да еще сентиментальные любовные письма, дважды переписанные рукой г-на Вуайе[576] и найденные после его смерти. Ими были набиты две шкатулки. И оба писателя, и чета Вуайе напоминают мне трусов, распевающих во весь голос, чтобы заглушить страх.

* * *

«Допускаю, что умный человек может сомневаться в верности любовницы, — смеясь, говаривал г-н де*. — Но сомневаться в неверности жены может только дурак».

* * *

Г-н Л* — прелюбопытный человек: ум у него насмешливый и глубокий, сердце гордое и неколебимое, воображение беззлобное, живое и даже пылкое.

* * *

«В свете, — говорил М*, — встречаются три сорта друзей: первые вас любят, вторым нет до вас дела, третьи вас ненавидят».

* * *

«Не понимаю, — удивлялся М*, — почему г-же де Л* так хочется, чтобы я у нее бывал? Я почти перестаю презирать эту даму, когда не вижу ее». Эти слова можно отнести и к светскому обществу в целом.

* * *

Д*, мизантроп и насмешник, говоря со мной о порочности людей, сказал: «Бог не насылает на нас второй потоп лишь потому, что первый оказался бесполезен».

* * *

Услышав, как некто обвиняет современную философию в том, что из-за нее умножилось число холостяков, М* отпарировал: «Пока мне не докажут, что именно философы, сделав складчину, собрали те деньги, на которые открыла свое заведение мадмуазель Бертен,[577] я по-прежнему буду считать, что нежелание мужчин жениться объясняется иной причиной».

* * *

Н* говорил, что, вдумываясь в отношения людей, надо всегда принимать во внимание, что их связывает: сердце или плоть — если это мужчина и женщина; дружба или выгода — если это частное лицо и сановник или придворный, и т. д.

* * *

Г-н де П* считал, что на публичных заседаниях Французской академии следует читать лишь предписанное ее уставом, и подкреплял свое мнение такими словами: «Делая что-нибудь бесполезное, следует ограничиваться лишь самым необходимым».

* * *

М* говаривал, что быть ниже принцев — прискорбно, зато быть вдали от них — приятно. Второе с лихвой искупает первое.

* * *

Когда М* посоветовали вступить в брак, он ответил: «У меня всегда были две страсти — к женщинам и к холостой жизни. Первая уже угасла; значит, надо лелеять хотя бы вторую».

* * *

«Неподдельное чувство встречается так редко, — заметил г-н де*, — что порой, идя по улице, я останавливаюсь, чтобы полюбоваться собакой, которая с аппетитом гложет кость. Это зрелище пробуждает во мне особенно острый интерес, когда я возвращаюсь из Версаля, Марли, Фонтенебло».

* * *

Г-н Тома[578] — он был очень честолюбив — сказал мне однажды: «Я думаю не о современниках, но о потомках». «Много же вы почерпнули в философии, если можете обходиться без живых людей, но нуждаетесь в тех, что еще не родились!», — ответил я.

* * *

Н* сказал г-ну Барту: «Все десять лет нашего знакомства я полагал, что с вами нельзя подружиться. Но я ошибался: это возможно». — «Каким же образом?». — «Полностью отказаться от самого себя и непрестанно боготворить вашу особу».

* * *

Г-н де Р* стал с годами особенно суров и злоязычен: он растратил почти всю свою снисходительность, а то, что осталось, приберегает для себя.

* * *

Одному холостяку посоветовали жениться. Он отшутился и притом так остроумно, что ему сказали: «Жене такого человека, как вы, не пришлось бы скучать». — «Если б она была хорошенькой, конечно, нет — она развлекалась бы тем же, чем и остальные», — подхватил он.

* * *

М* обвиняли в мизантропии. «Нет, — возразил он, — я не мизантроп, но когда-то боялся, что стану им, и потому, на свое счастье, принял нужные меры». — «Какие же?». — «Стал жить вдали от людей».

* * *