Максимы и мысли. Характеры и анекдоты

— Кола из «Фанфана и Кола»[723] — ведь Фанфан не дал ему сладкого пирога. Мама, а пирог был взаправдашний?

* * *

— Знаете, что я делаю, когда испытываю искушение? — спросил М*.

— Нет.

— Стараюсь испытывать его подольше.

* * *

Не помню уж какого президента парламента хвалили за то, что он башковит. В ответ кто-то заметил: «Это слово я слышал сотни раз, но еще никто не решился сказать, что он просто умен».

III

Однажды маленький отец Андре[724] похвастался принцу Конде,[725] что сумеет без подготовки сказать проповедь на любую тему. Назавтра принц прислал ему эту тему — то было изображение фаллоса. Проповедник получил сей возвышенный предмет в ту минуту, когда уже выходил из ризницы; тем не менее он не растерялся, взошел на кафедру и начал: «Лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну».[726]

* * *

Некий англичанин спросил адвоката, как ему обойти закон, карающий за увоз богатой наследницы. Крючкотвор осведомился, согласна ли девушка на то, чтобы ее похитили. «Да». — «В таком случае берите лошадь, сажайте девицу в седло, сами садитесь сзади, на круп, поезжайте до первой деревни и кричите: «Мисс такая-то похищает меня!». Клиент внял совету и увез дочь самого законника.

Некий англичанин, приговоренный к повешению, был помилован королем. «Нет, — возмутился он, — я требую, чтобы меня повесили: это мое законное право».

* * *

Г-жа дю Деффан сказала аббату д’Эди:[727] «Сознайтесь, что вы любите меня сейчас больше всех на свете!». — «Я с радостью сказал бы вам это, — подумав, ответил аббат, — да ведь вы решите тогда, что я никого не люблю».

* * *

Когда барон де Бретейль был министром, герцогиня де Б* выхлопотала у него для аббата де К*, которому покровительствовала, должность, требующую от того, кто ее занимает, немалых способностей. В обществе назначение де К* вызвало недовольство — все считали, что это место следовало отдать г-ну Л* Б*, человеку гораздо более одаренному. Узнав об этих пересудах, герцогиня воскликнула: «Ах так! Значит, тот, кому я протежирую, недостоин этой должности? Тем лучше: теперь все увидят, каково мое влияние!».

* * *

Однажды г-н Божон[728] приказал слугам вынести его в гостиную, где собралось несколько красивых женщин, которых молва величает его «усыпальницами», и, заикаясь, объявил: «Радуйтесь, сударыни мои: у меня был не апоплексический удар, а всего-навсего паралич».

* * *

Когда беарнские штаты[729] присягнули королю, он в свою очередь принес им присягу на верность и обещал блюсти их вольности и привилегии. Таким образом, гасконцы и тут не остались в накладе. Просто непостижимо, почему из всех жителей многочисленных наших провинций только у них хватило на это ума.

* * *

Лакею графа Калиостро задали вопрос, правда ли, что его хозяину триста лет. «Не могу знать, — ответил он. — Я ведь состою при нем всего сто лет».

* * *

Некий шарлатан предсказывает судьбу всем желающим из простонародья. К нему подходит чистильщик сапог, маленький босоногий оборванец, и протягивает одно су четырьмя монетками по лиару. Гадальщик берет деньги, разглядывает ладони паренька и с обычными ужимками изрекает: «Сын мой, у тебя много завистников». Мальчуган мрачнеет. «Не хотел бы я оказаться на твоем месте!», — добавляет прорицатель.

* * *

Увидев свет в окнах домика, где герцог де Лозен принимал женщин, принц Конти завернул туда и застал хозяина в обществе двух великанш, которых тот подцепил на ярмарке. Принц остался ужинать с ними, а герцогине Орлеанской, к которой был зван в тот вечер, послал записку: «Я пожертвовал вами ради двух особ, еще более высоких, чем вы».

* * *

Вместо слова «bruit» в смысле «пересуды, сплетни» простой народ частенько употребляет другое — «cancan». Оно восходит ко временам Рамуса,[730] когда в университете шел спор, как надо произносить «quanquam»:[731] на латинский лад — «кванквам» или на французский — «канкан». Университетский совет был тогда вынужден даже вынести особое постановление, запрещавшее иным из профессоров утверждать, будто «ego amat» столь же правильный латинский оборот, как и «ego amo».[732] (См. Бейль,[733] статья «Рамус»).

* * *

Герцог Йоркский, будущий король Иаков II, стал однажды подбивать своего брата Карла II на какой-то шаг, который неминуемо вызвал бы недовольство палаты общин. «Брат мой, — ответил король, — я устал от скитаний по Европе. Если вам так уж хочется попутешествовать, подождите, пока я умру». Иаков не раз, наверно, вспоминал эти слова в долгие годы, проведенные им в Сен-Жермене.

* * *

Послушав оратора, совсем не владевшего искусством декламации, Юлий Цезарь[734] сказал ему: «Если ты полагаешь, что это была речь, знай: это было пение; если ты полагаешь, что это было пение, знай: оно было отвратительно».

* * *