Максимы и мысли. Характеры и анекдоты

Горько сожалея об известной своей булле,[735] папа Климент XI[736] оправдывался: «Если бы отец Ле Телье[737] не уверил меня в неограниченной власти короля, я никогда не решился бы издать эту буллу. Отец Ле Телье заявил королю, что в осужденной книге больше ста еретических положений, ну а потом уж не хотел прослыть лжецом. Меня прямо-таки за горло брали, требуя, чтобы я осудил больше ста положений, а я к сотне добавил только одно».

* * *

Некий священник написал г-же де Креки по случаю смерти г-на де Креки-Канапля, чудака и безбожника: «Я не совсем уверен, будет ли дано его душе спастись, но, поскольку пути господни неисповедимы, а покойник имел честь состоять в родстве с вашим домом ... и т. д.».

* * *

Нерико-Детуш[738] жил у себя в поместье и там писал свои пиесы. Закончив очередную, он вез ее в Париж и возвращался домой накануне первого представления.

* * *

Когда, увидев воочию русских крепостных, так называемых мужиков, живущих в страшной нищете, изъеденных насекомыми и т. д., Дидро нарисовал императрице[739] ужасающую картину их существования, Екатерина возразила ему: «А зачем им содержать в чистоте дома, где они не хозяева, а жильцы?». В самом деле, русский раб не владеет ничем, даже собственной жизнью.

* * *

Глядя на обеденный стол, накрытый столь пышно, что глаза разбегались, некто сказал: «За деревьями я не вижу леса».

* * *

Некий вояка, заядлый дуэлист, приехав в Париж, подарил одному престарелому генерал-лейтенанту шпагу, которая, по его словам, заслуживала всяческих похвал. Через несколько дней он вновь навестил старика и осведомился: «Ну, что вы скажете о клинке, ваше превосходительство?». Бретер полагал, что его собеседник уже успел испробовать оружие на нескольких поединках.

* * *

Мне рассказывали об одном придворном шуте — человеке, видимо, очень неглупом; этот шут однажды заметил: «Не знаю, почему так получается, но удачно сострить удается только насчет тех, кто в опале».

* * *

Герцог Бургундский Карл Смелый[740] в делах войны взял себе за образец Ганнибала,[741] чье имя поминал на каждом шагу. После сражения при Муртене,[742] где Карл был наголову разбит, придворный шут, удирая вместе со своим государем с поля боя, то и дело твердил на бегу: «Эк нас отганнибалили!».

* * *

Король прусский весьма благоволил к одному пехотному офицеру, которого он тем не менее по забывчивости обошел чином при очередном производстве. Офицер не скрыл своего недовольства, и некий доброхот доложил об этом королю. Тот ответил доносчику: «Его недовольство понятно: он ведь не знает, что я намерен для него сделать. Передайте ему, что мне все известно и что я прощаю его, но отнюдь не требую, чтобы он простил вас». Офицер узнал о случившемся, и дело кончилось дуэлью на пистолетах, стоившей доносчику жизни. Спустя некоторое время король дал обойденному служаке полк.

* * *

Когда король прусский вступил во взятый им Дрезден,[743] ему доложили, что у графа Брюля[744] найдено множество ботфорт и париков. «Зачем столько ботфорт никогда не сидевшему в седле? Зачем столько париков безголовому?», — удивился Фридрих.

* * *

Когда, закончив последнюю кампанию Семилетней войны, король прусский вступал в свою столицу, берлинцы воздвигли на его пути три триумфальные арки. Под первой аркой Фридрих объявил об отмене одного налога, под второй — об отмене другого, под третьей — об отмене всех остальных.

* * *

Он же, дав евреям подряд на изготовление фальшивой монеты, расплатился с ними деньгами, которые они сфабриковали.

* * *

В Нижней Бретани слово «габель» — «соляной налог»[745] известно только понаслышке, тем не менее крестьяне очень боятся его. Однажды какой-то деревенский священник получил в подарок от некоего сеньера стенные часы. Крестьяне долго гадали, что это такое; наконец, одному из них пришло в голову, что незнакомый предмет и есть ненавистная габель. Они уже начали запасаться камнями, намереваясь уничтожить злополучные часы, но тут подоспел священник и уверил их, что это вовсе не габель, а свидетельство о полном отпущении грехов всем его прихожанам, присланное ему папой. Крестьяне сразу успокоились.

* * *

Некий русский вельможа приставил к детям гувернера-гасконца, и тог обучил своих питомцев баскскому языку, единственному, которым владел он сам. Забавная была, наверно, сцена, когда они впервые повстречались с французами!

* * *

Молодой гасконец, занимавший при дворе какую-то незначительную должность, пообещал некоему старому служаке, своему земляку, похлопотать за него. Он встал с ним так, что король, проходя мимо, непременно должен был заметить их, и, представив своего спутника государю, сказал, что вдвоем они служат его величеству вот уже сорок шесть лет. «Как! Сорок шесть лет?», — изумился король. «Да, государь. Он — сорок пять лет, да я один год. Вот и выходит полных сорок шесть».

* * *