– Да какой же это ватикан! Это же целый трансатлантический лайнер, который ходит по морям! – воскликнул один шофер-японец, который уже не раз ходил в морское плавание.
А корабль и в самом деле оказался огромным лайнером. Он был весь в иллюминации, светился разноцветными огнями и был обвешан гирляндами и мишурой. Иллюминаторы в каютах были как бусы на белой коже корабля, и с каждой палубы лилась музыка, и на каждой палубе красавицы с красавцами плясали под развеселые барабаны. Шоферы кричали, перебивая друг друга:
– Это Ллойда!
– Нет, это Гамбургская штучка!
– А ну вас всех! Мне-тто лучше знатти! Так-то вотто! Это же пироскафо «Конте Верде» собственной персоной!
Итальянский шофер угадал – это был именно пироскаф «Конте Верде». И пришел в эту гавань, точнее в этот грот, пироскаф «Конте Верде» по желанию-велению Матери Вод, которая захотела испытать героя.
– Люди! Люди, прощайте! Я еду в Европу, чтобы найти там счастье! Я еду, чтобы найти Венцеслава Пьетро Пьетру, который на самом деле великан-людоед Пьяйман! – кричал восторженно герой.
А таксисты обнимали его на прощанье. Макунаима уже прыгнул на высеченный в гроте причал, чтобы взобраться на борт пироскафа «Конте Верде». Вся команда под музыку приветствовала Макунаиму, звала его с собой, все эти моряки-силачи, изящные аргентинцы и женщины – столько много женщин-красавиц, забавляйся – не назабавляешься, пока волны морские не укачают.
– Капитан, трап спусти! – крикнул герой.
А капитан кивнул, показав ожерелье из перьев, и взмахнул руками по-дирижерски. И тогда все моряки, изящные аргентинцы и женщины-красавицы, предназначенные для забав Макунаимы, засвистели что было мочи, а корабль отчалил и юрко улизнул обратно в глубь грота. А вся команда корабля заболела рожей и непрестанно с тех пор чешется, поминая героя. И когда пироскаф проскользнул между стеной грота и конем с бакборта, его трубы выплюнули целую тучу длинноногих москитов, мошек, комаров, слепней, и вся эта летучая гвардия распугала всех шоферов.
Сидя на бортике фонтана, герой покрывался волдырями от комаров и раздражением от рожи, весь красный сделался. Скоро стало прохладно, и его схватил озноб. И он отогнал комаров и пошел восвояси, в пансион.
На следующий день Жиге привел домой женщину, дал ей три свинцовых дробинки, чтобы не зачала, и уложил рядом с собой на мягкий гамак. Обженился наш Жиге. Он храбрый был. Целыми днями только и делал, что тыкал шомполом в двустволку да заправлялся горючим. А подружка Жиге – звали ее Сузи – каждое утро ходила на рынок купить маниок на всех четверых. А Макунаима, который, не будь дураком, сделался любовником Сузи, каждый день покупал для нее лангуста, клал на самое дно корзины, а сверху клал маниок, так, чтобы никто не заметил. Сузи была та еще колдунья. Вернувшись домой, она оставляла корзину в прихожей, а сама ложилась спать и смотреть сны. А во сне она говорила Жиге:
– Жиге, друг мой сердешный Жиге, сон мне снится – сон о том, что лангуст под маниоком живет.
Жиге шел посмотреть и действительно находил лангуста. Так повторялось изо дня в день, и у Жиге начал болеть лоб в двух местах, и он что-то заподозрил. Макунаима заметил, что у Жиге начались роговые боли, и решил поколдовать – авось пройдет. Он взял тыкву и положил ее ночью на террасу, приговаривая тихонько:
На другой день он дал Жиге пить из этой тыквы, но никакого действия колдовство не возымело, и брат Макунаимы всё не находил себе покоя.
Собираясь за покупками, Сузи насвистывала модный фокстрот – это был знак любовнику о том, что пора идти. А любовник-то был Макунаима. Он быстро одевался и выходил из дома вскоре после Сузи. Они забавлялись тут и там, а когда пора было возвращаться, то весь маниок на рынке уже заканчивался, и не было никакого маниока. Но Сузи ведь не лыком шита – она брала корзину, уходила с ней на задний двор, садилась на нее и наполняла ее маниоком не без помощи покровительницы женщин Майсó. Все ели и нахваливали, один Маанапе отплевывался, приговаривая:
– Возьми себе, Боже, что нам негоже – индейца со злой рожей, кобылицу без кожи, бабу, что ссыт лежа!
Маанапе был очень умный колдун. Он и слышать не хотел об том маниоке. Но голод-то не тетка, и пожевать чего-то хочется – вот он и жевал коку, чтобы голод обмануть.
А ночью, когда Жиге плюхался в мягкий гамак к Сузи, чтобы позабавиться, та принималась стонать – мол, переела, – всё, чтобы отвязаться от Жиге. А Жиге начал злиться.