Макушка лета

Тут и произошел внезапный разговор, за течением которого президиум следил с затворенным дыханием, а зал, огорчаясь, удивляясь, возмущенно гудя.

— Товарищ главный металлург, — сказал член Политбюро, — я наткнулся, просматривая подшивку областной газеты, на письмо группы «Искатель». Я не ошибусь, если с уверенностью предположу, что рабочие и инженеры группы «Искатель» с истинным воодушевлением отнесутся к новым перспективам и делам. А те, кто загубил литейную установку, как они отнесутся?

— Виноват бывший главный инженер.

— Другой виновник вы! — крикнул из зала еще не остывший от выступления Самохин.

— Меня, Самохин, вы упомянули всуе.

— Че-че?

— Напрасно.

— Уничтожение установки могло случиться только в атмосфере застоя, безответственности и равнодушия. Товарищ директор, правильно говорю?

— Правильно.

— Товарищ Ергольский, вы упоминаетесь в письме, как попуститель. В то время как литейный цех находится в сфере непосредственного подчинения главному металлургу, вы продолжаете умывать руки? Правильно мне доложили?

— Я был нейтрализован.

Уж если Ергольский начнет запираться, податливости от него не жди. Это Тузлукарев вызнал давно, потому и поспешил отсечь его от разговора:

— Действительно, образовалась атмосфера застоя. Горький случай помог выявить. Ергольский должен это осознать и искупить. Сам я постараюсь искупить тяжелую вину неустанным трудом.

— Скажите, прикидывали вы будущее завода на десять — двадцать лет вперед? — спросил член Политбюро Тузлукарева.

— Я занимаюсь текучкой. План еще далек от завершения.

— Не мечталось даже?

— Вскользь. Да что мечтания? Недавно вышел ночью прогуляться и вдруг обратил внимание на звезды. Залюбовался! После пробовал вспомнить, когда в последний раз смотрел на звезды, и, увы, не вспомнил.

— По-моему, не время для излияний лирического толка, — заметил первый секретарь обкома партии.

— Почему же? Искренность помогает вскрывать природу человека и сложную суть его дела, — поддержал директора член Политбюро. И осведомился, прогнозировал ли кто-нибудь из присутствующих на длительный срок будущее завода, хотя бы на своем конкретном участке?

Молчали. Член Политбюро помрачнел.

Тут и поднялся Касьянов.

— Я новый работник на заводе. Мне, в силу этого, захотелось познакомиться с динамикой развития завода за последнее десятилетие. Вынес горьковатое впечатление. Завод развивается медленно. Были краткие спады, не по его вине, и умеренные рывки. Признаюсь, у меня создалось впечатление, что умеренность была основным руководящим мерилом как директора, так и моего предшественника. И я надумал составить проект плана на десятилетие вперед. План сложился такой: первая часть хозяйственно-экономическая, вторая — социальная. Она затрагивает проблемы развития коллектива, предусматривающие улучшение условий быта и труда, санитарно-гигиенических и эстетических условий, переучивание, совершенствование межличностных отношений, рост духовной культуры... Вот проект плана.

Касьянов подошел к столу президиума, подал папку с планом члену Политбюро.

Работая над планом, Касьянов подкреплял свои соображения компьютерным анализом: на заводе не было вычислительного центра, и Касьянов обращался за помощью к новосибирским кибернетикам, в недавнем прошлом его коллегам по научно-исследовательскому институту.

План Касьянова произвел обнадеживающее впечатление, хотя и не полагался на основательный прирост государственных капиталовложений, тем более на неожиданный, какой угадывался за пробным смыслом, содержавшимся в словах члена Политбюро. Вскоре это  м н е н и е  окрепло, и Желтые Кувшинки — тихоходная, рубленная из сосны периферия — вступили в трамвайный, железобетонный период своего существования. Немного погодя Тузлукарев, ссылаясь на то, что здешний суровый климат подорвал его здоровье, упросил, чтоб ему  д а л и  завод на юге.

6

Касьянов был чужак, выскочка и его плохо еще знали, поэтому местное общественное мнение настроилось по отношению к нему на подозрительность и неприязнь. Возбудителей этой подозрительности и неприязни хватало. Кто-то не мог простить ему «свержения Мезенцева», кто-то видел в его возвышении угрозу собственной служебной карьере и распустил слух, будто Касьянов прибыл сюда с захватническими целями, поэтому и пускает пыль в глаза. («Ну и ловчила: даже умных людей заморочил прожектом плана!»). Вдохновителями этой группы людей были триумвиры Ергольский, Кухто, Фарников. Заодно с ними действовала секретарша Ляля: почти каждому, кто входил в приемную, она с возмущением нашептывала об  а к т и в е, где Касьянов нескромно выскочил с прожектом десятилетнего плана.

Когда начальник главка Юра известил Тузлукарева о новом назначении и Тузлукарев, войдя в кабинет Касьянова, сказал, что он может торжествовать, поскольку достиг желанной независимости, Касьянов погрустнел. Как ложно о нем судят! В директорское кресло он не собирается садиться. Он покинет кресло главного инженера, если только преемник Тузлукарева будет гнуть политику прежнего директора.