Макушка лета

Близ нашего дома прореживали рощицу — вынудила засуха. Вот Жека и потащила туда отца. Из деревьев, которые срубили, они выбрали сизую ольху, желтую сосенку, шишковатый тополек, сияющую, будто отполированную рябину, копотно-черную липу, распилили их, приставили к стенам. Получилось живописно, мило.

За этим занятием Бубнов, похоже, забыл о полете в Железнодольск, где собирался погостить у стариков. Едва я напомнила ему об этом, Жека заявила, что никуда он не полетит и что вообще он навсегда останется здесь.

— Твоя идея? — спросила я Володьку.

— Обоюдная.

Сразу выставлять Бубнова не стала: пускай отведут душу. Но как только Жека уехала в лагерь труда и отдыха, я предложила ему  в ы б р а т ь с я, и он улетел в Железнодольск.

Свобода, воля, свобода воли — чудесно!

Я в отпуске. Нынче улетаю в Башкирию. Попробуй сплавиться по Инзеру: он шибко бегуч — кажется, что его выдувает из аэродинамической трубы.

Шариковая ручка — прочь, транзистор и магнитофон — прочь, часы — прочь. Полный отдых: вне семьи, вне времени, вне цивилизации.

Умываясь, я внезапно начинаю радоваться тому, что наш дом еще не подключили к телефонной станции. Да и вообще я решила обойтись без телефона, невзирая на то, что это бесит Жеку, сердит руководителей еженедельника. Не однажды они предлагали пробить через Моссовет воздушку, но я откручивалась: дескать, ждать недолго, месяц-другой — и аппарат установят. Заместитель главного редактора для верности и скорейшего подключения навязал мне патетическое ходатайство на имя начальника районного узла связи, но я эту бумажку отправила в мусоропровод. Чтобы всяк из редакции мог заарканить меня через всю столицу — как бы не так! Неукротимый Гольдербитурер сейчас накинул бы на меня телефонное лассо, но при всем его великом умении  в ы к л а д ы в а т ь с я  для газеты, он сегодня промахнулся бы, нет, промахнется. В аэровокзал на Ленинградское шоссе, где меня захлестнула бы брошенная им петля, я не стану заезжать: махну сразу на аэродром. Благо, туда ходят электрички; люблю на них кататься не меньше, чем на лыжах.

3

Не зря возникло во мне чувство предосторожности: едва я вошла в здание аэропорта, радиоголос сказал:

— Товарища Инну Андреевну Савину срочно просили позвонить на работу.

Дудки, Гольдербитурер. Я ничего не слыхала. Туристы глухи ко всем призывам, кроме тех, которые не препятствуют путешествиям.

Ох, коварен Гольдербитурер! Девушка, регистрировавшая мой билет на рейс, спросила:

— Фамилия? Неразборчиво написали.

— Фамилия? Погодите. Забыла.

— Попытайтесь вспомнить.

— Честное марсианское. Забыла. Мозговое переутомление. За паспортом лезть далеко. Он в рюкзаке. К тому же я заключила его в патрон, патрон залила воском и поместила в специальную капсулу.

— Позвоните в редакцию своему начальнику — зарегистрирую вас для полета.

— Где автомат?

— Отсюда, пожалуйста.

— Я запаслась двушками. Наменяла целую сотню. Богу звонить, медведям, тайменям.

— Двушки вам пригодятся.

— Ангел с дюралюминиевыми крылышками, сначала вы претендовали на мою фамилию, теперь — на свободу действий.

— Сочувствую вам как человек подневольный и... набираю номер.

Ах эти исполнительные девицы! Приказы ли неба осуществляют или наземные, они на редкость милы!

Я взяла трубку, в которой позевывал басовитый Гольдербитурер.

— Имей совесть, — сказала я.

— Что, Иннар, не выкрутилась? Боссов надо читать. Я автор очерка о начальнике пассажирских перевозок. Ты заблокирована, Иннардаки.

— Слушай, феодосийский грек, потомок сарматов, оливийцев, скифов и генуэзцев, чего тебе надобно? Я в отпуске. Свобода воли!

— Из города Желтые Кувшинки запрашивают не кого-нибудь, а именно тебя. Спросишь: «Что это за географические новости?» Чехов писал о Новозыбкове: «Новозыбков? Нет такого города, нет!» Я утверждаю: «Желтые Кувшинки? Есть такой город, есть». Он пока что не освоен большой прессой, но сие не за горами. Ты, смею надеяться, согласна стать первооткрывательницей?

— Не смей.

— Там, Иннарджи, перспективный завод «Двигатель». В верхах на него возлагают серьезные государственные надежды. Это вытяжка из консультации с Госпланом федерации. Если же судить по сигналу местечковых менеджеров, психологический климат на заводе осложнен директором. Он якобы монстр и потогонщик. Поскольку сочинители страшной «телеги» просят приехать персонально тебя, как ты есть справедливая эссеистка, я и принял необходимые меры.

— Отгуляю отпуск...

— Наше, Инесса, предназначение способствовать технико-экономическому прогрессу и устранять тяготы в сфере личностных взаимоотношений.

— Им хочешь устранить, мне создаешь.

— Мы строим нашу деятельность на благородном самопожертвовании.

— Действуй.

— Тебя требуют, как ты крепко зарекомендовала себя перед нашим многомиллионным читателем по проблемам экологии, социологии, футурологии. Между прочим, там покамест край редких туристов, чистых рек, не глушенных толом хариусов, доверчивых рябчиков.

— Эксплуататор! Нет над тобой строгого профсоюзного комитета.