Первин опустила глаза на список товаров. Среди давних покупок значились несколько флаконов аттара из розовой воды, но в последние полгода в основном приобретали сандаловое масло – его часто используют в эротических целях.
Первин открыла кошелек, посмотрела, что у нее осталось, попросила выписать ей расписку на хинди и на английском. На это парфюмер ответил с готовностью – она заподозрила, что, если потребуется, он выпишет и на немецком. А еще она попросила его зафиксировать на письме время вчерашнего прихода Мохсена – мистер Аттарвала лихо поставил под показаниями свою подпись.
– Я вам крайне признателен, мадам. Вот вам небольшой подарок за вашу доброту. – Мистер Аттарвала вложил ей в руку крошечный пузырек с розоватой жидкостью.
– Что это?
– Розовый аромат. Как понюхаете, обязательно вернетесь и купите еще.
Первин не душилась с тех пор, как распался ее брак, – а до того пользовалась сандалом. Тем не менее она поблагодарила торговца за аттар и спрятала пузырек в сумку.
От базара Завери она всего за двадцать минут доехала по набережной до полицейского участка Малабарского холма на Ридж-роуд. Желтое оштукатуренное здание под красной черепичной крышей выглядело очень современно рядом с престарелым соседом – каменным джайнистским храмом начала 1820-х годов. Вокруг храма повсюду разгуливали босоногие джайны, не уступая дороги констеблям. Для них полицейских будто и не существовало. Первин невольно улыбнулась, глядя на это.
Она остановилась у окна пекарни при храме, купила коробочку печенья на тминном масле. Печенье-намкин – как раз то, что стоит передать Мохсену: оно быстро не испортится.
Первин уже доводилось бывать с отцом в разных полицейских участках Бомбея, поэтому она знала, как поступать: направилась прямиком к дежурному, предъявила ему свою визитную карточку. Открыла сумку для обыска, равно как и картонную коробочку с печеньем.
Констебль взял одно печенье, прожевал, проглотил и только потом поведал:
– Он в блоке, где камеры.
Первин так и подмывало сказать констеблю, чтобы тот вытащил свои жирные, заляпанные чернилами пальцы из коробочки, да было нельзя. Мысль его была яснее некуда: она должна ему что-то дать в обмен на его услуги.
Все камеры для заключенных находились в подвале; Мохсена держали в душной вонючей комнатушке вместе с еще четырьмя мужчинами разного возраста. Он единственный из всех был в форме; остальные в лохмотьях. При виде того, что на дурване по-прежнему зеленая форменная куртка с длинными рукавами – символ респектабельности дома Фаридов, – у Первин сжалось сердце.
Не было никакой возможности беседовать с Мохсеном в такой обстановке, в присутствии посторонних. Она дала это понять констеблю и охраннику, которые в итоге согласились отвести Мохсена в кабинет по соседству – вентиляция там оказалась получше, но из мебели стояли только стол и два деревянных стула.
Они присели, Мохсен бросил на нее суровый взгляд. Можно подумать, она снова пришла к воротам, а он опять размышляет, впускать ее или нет.
– Вы меня помните? – спросила она. – Я поверенный Фаридов.
– Знаю, – произнес он хмуро. – Вы зачем здесь?
– Ваши дети очень переживают. Я хочу им рассказать, что с вами происходит. – Она передала ему коробочку: печенье все-таки съели не всё. – Полагаю, вы голодны.
Мохсен подъел все подчистую и только потом заговорил:
– Спасибо. Здесь нам дают только хлеб и воду.
– Что вчера произошло? – Первин сложила руки на столе, уселась поудобнее. Решила пока не записывать – Мохсен может занервничать.
– Сакине-бегум понадобился аттар из магазина Аттарвала, – монотонно заговорил Мохсен. – Я не хотел идти, потому что бурра-сагиб вернулся домой. Потом подумал, что он ведь весь вечер пробудет в доме. Вряд ли узнает, что я отлучился ненадолго. А бегум ценят мои услуги.
А еще ему очень нужны были деньги – ведь жалованье ему больше не платили.
– Как вы добрались до базара?
– С холма спустился пешком, потом сел на трамвай.
– Вы купили у Аттарвала сандалового масла на две анны. Разве Сакина-бегум не просила розовое масло?
Мохсен решительно помотал головой.
– Какое – она не сказала, но я-то знаю, чего ей нужно. Она всегда просит сандаловое.
Иногда Первин казалось, что в воздухе, как в ее брачную ночь, витает запах сандалового дерева. Она встряхнулась и спросила:
– Какую сумму вам выдала Сакина-бегум?
Мохсен явно насторожился.
– Одну рупию, но часть я потратил на трамвай.
Она подозревала, что это не вся правда.
– Скажите, вы в первый момент не стали сообщать полиции об этом поручении потому, что хотели скрыть свой уход?
– Да. – Он кивнул с явственным облегчением. – Когда я увидел, что они ждут меня у ворот, то подумал, что Мукри-сагиб на меня пожаловался. Вот и сказал, что просто был в конце улицы, а не на базаре: ему бы не понравилось, что я выполняю поручения вдов. Я же не знал, что других дурванов тоже спросят и они скажут другое.
– На каком основании полицейские вас арестовали?