Малая Бронная

— Мало у меня неприятностей, так возись еще с вами! Почему для вас Климов не авторитет? Своевольничать легко, а обдумать свои поступки трудно?

Вера явно ничего не понимала, и Хлебников сбавил тон.

— Ну скажите, кто дал вам право расправляться со старым большевиком? Ведь Сажевский и такие как он жизнь отдавали за революцию! А вы с налету!..

Целый митинг. Это она-то расправляется! Вера покраснела:

— Прошу сказать мне конкретно…

— А вы не знаете, что описали имущество Сажевского незаконно? Откуда у него обстановка, поинтересовались?

— Не успела, пришлось срочно выехать.

— Она не успела! Хорошо, что арестовать не успели, хотя намечали.

— Неправда, я…

— Вот как? Кому я должен верить, прокурору или вам? Пора научиться уважать людей и разбираться в делах досконально. Это ваша обязанность.

Вера прижала пальцами забившуюся на виске жилку.

Ну и Климов, каков! Спрятался за нее.

А Хлебников не унимался:

— Запомните: члены партии прежде всего отвечают перед своей партией. А теперь идите. И немедленно прекратите это грязное дело.

— Не знаю, кто и как вас информировал, — с трудом подавляя нервный озноб, проговорила Вера, — дело я не прекращу, пока не доведу его до конца.

— До какого конца? — резко повернулся Хлебников.

— До честного. Пока еще рано делать выводы.

— Вот как! Ну хорошо, тогда извольте сказать ваше мнение, — сбавил тон Хлебников, посматривая на Веру с явным любопытством.

— Я уже сказала.

— О выводах? — Он вдруг рассмеялся. — Принципиальная вы особа.

— Не возражаю.

— Ну что же, желаю всех благ, и держите меня в курсе.

Вера ушла ободренная. Хлебников не лучшим образом обошелся с нею, но он прав. С Сажевским нужно разобраться очень тщательно. А с Климовым придется говорить начистоту, трудно это, но ничего не поделаешь.

В кабинете Климова Вера застала начальника МГБ Тихона Черняка. Его простецкое, курносоватое лицо лучилось от смеха.

— Что у тебя? — спросил Климов с таким видом, словно она помешала важному делу.

— Почему вы ввели в заблуждение райком с делом Сажевского? — с раздражением бросила ему Вера.

— Видал, Тихон, яйца курицу учат! — покачал лысой головой Климов.

— Сажевский если и жулик, то рядовой. С нашей точки зрения не опасен, — отозвался Черняк добродушно.

— А живет как? Барахла натащил и все такое, — упорствовал Климов.

— Была до войны такая мода, премировать ответработников мебелью, так эти шкафы и комоды у Сажевского и есть поощрительные.

Черняк вынул пачку хороших папирос и предложил Вере:

— Угощайся, Сергевна, не нервничай по пустякам, таких Сажевских будет у тебя в жизни навалом.

— «Беломор»? — удивилась Вера, беря папиросу.

— Если у меня не будет, то у кого же еще? — похвастал Черняк, и его наивные голубые глаза заблестели от удовольствия.

— Разве я просила у вас санкцию на арест Сажевского? — настойчиво продолжала Вера свой разговор с Климовым.

— Не помню, не помню, — отмахнулся Климов.

— Ну как с вами говорить!

— А никак.

— Брось его, Сергевна, садись со мной, я тебе о Христе расскажу.

— Поймал-таки? — лениво поинтересовался Климов.

— Поймал, только он сразу из Христа превратился в Иуду. Слышь, Сергевна, тут один молодой парень объявил себя Христом и проповедовал «не убий». Я его в психбольницу. Там подтвердили: симулянт. Прижал его покрепче, да ты не морщись, это дело необходимое, ну он и раскололся. Указал дом, а там в подвале десять красавцев, братьев во Христе, от фронта прячутся. А теперь со своим Христом прямиком на передовую попадут, — Черняк смеялся, закинув круглую голову, а Вера смотрела на его большие руки с коричневыми от табака ногтями и такими же, как на лице, веселыми веснушками. Руки казались мягкими и теплыми. Неужели в этом простоватом мужике скрывается такая жестокость?

— Ты вот что, — спохватился Климов, поворачиваясь к Вере. — Поезжай завтра же в Дубки, там срочное дело, материал у Шурки.

Вера встала.

— Как же с делом Сажевского?

— Сама, сама, — и прокурор уткнулся в бумаги.

В Дубки Вера поехала охотно. Там ее встретит Феня Репина, можно поговорить, отвести душу.

Спустившись с крыльца прокуратуры, Вера подошла к Стрелке и, погладив шею своей любимицы, поцеловала ее в горбоносую морду.

— А меня?

Вера обернулась. К ней подошел Жуков. Веселый, беззаботный.

— В другой раз, — отшутилась она.

— Буду ждать. Далеко путь держите?

— В Дубки.

— Была не была, еду с вами! — И уже в дороге оправдывался: — Мои пациенты в любой деревне, правда?

Ехали, как и тогда, летом, через лес. Но стал он сквозным, просторным. Горьковатый, вязкий запах шел от опавшей листвы, по толстому слою которой шуршали колеса линейки.

С полей тянуло дымком, жгли сорняк, ботву. Жуков соскочил с линейки и скрылся в кустах, а вернулся с охапкой веток рябины. Кинул свой яркий букет Вере на колени:

— Вам от леса и от меня!

— Спасибо. — и раскусила одну оранжевую ягодку. — Горькая.

— Варенье мама варит, ого какое вкусное, зимой угощу.

В первой же деревне Жукову пришлось остаться.

— Сам господь тебя послал, — радостно говорила, остановив лошадь, старуха с котомкой.

— За тобой шла. Красуля раздулась, задыхается, родимая.