Малая земля

– Ну, в первом приближении… допустим. Только уныния на лица добавьте, пленные все ж таки. И ведут вас, скорее всего, на расстрел. Кто что конкретно делает, помним? Другого шанса не будет, тут вообще без вариантов. Или сейчас захватываем грузовик и валим в темпе вальса, или набегут фрицы и расшиссают всех прямо во дворе, даже и к стеночке прислонять не станут.

– Помним, тарщ лейтенант, не сомневайтесь даже, – кивнул Дмитрук. – Вы, главное, за этой сволочью приглядывайте, не ровен час подлянку какую устроит. Не доверяю я ему!

Услышав слова парашютиста, есаул нервно дернул щекой, но, понятное дело, смолчал, трезво оценивая ситуацию.

– Добро, тогда начинаем. – Степан легонько подтолкнул казака к двери. – Давай, ваше благородие, искупай, так сказать, вину. Зови румына. Как подойдет – сразу в сторонку отходи, да не дури. Сам понимаешь, мне сейчас не до шуток. И не только мне.

– Будто б мне шибко весело, – раздраженно отрезал тот. – Назад малехо осади, с коридора заметно. Не жалко, кстати, солдатика-то жизни лишать?

– Не поверишь, жалко. – Судя по выражению лица предателя, подобного ответа он не ожидал. – Поскольку ежели с тобой или хером майором сравнивать, он и на самом деле меньше всех виноватый. Только видишь ли, в чем дело – я его сюда ни разу не приглашал. А это – моя земля, так уж выходит. И потому мне и решать, кому тут можно находиться, а кому – нельзя. Ему – нельзя.

– Да и я вроде как не пришлый, – буркнул «оберст-лейтенант», берясь за дверную ручку. – Спокон веков тут жили. Почитай, три поколения.

– Извиняй, но у предателей Родины не имеется. Ты от нее сам отказался, когда в услужение к фрицам пошел. Вот только не нужно мне сейчас про Гражданскую войну втирать – это было наше внутреннее дело! Внутреннее, понимаешь? И выбор у тебя тогда имелся – или погибнуть с честью, или за границу уехать, как многие делали. Но ты выбрал третий вариант, так что и не ной теперь, слушать противно. Все, кончена дискуссия! Делай что велено, коль и вправду пожить еще чуток планируешь…

– Делаю. – Закаменев от услышанного лицом, есаул приоткрыл дверь, жестом подзывая пехотинца. – Soldat, komm her! Komm ins Zimmer![24]

Грюкнув прикладом винтовки, в проеме нарисовался давешний пехотинец:

– Ja, Herr Oberstleutnant!

И это оказались его последние слова.

Плавным движением выскользнув из-за спины казака, Алексеев рывком втащил румына в комнату. Подскочивший младший сержант содрал с его плеча винтовку, передернул затвор и отступил в сторону, контролируя есаула. Стоявший дальше всех Михаил присматривал за майором, держа его под прицелом пистолета. Подбив подсечкой ногу противника, морпех повалил его, нанеся короткий оглушающий удар. И еще один, финальный, локтем. Работать голыми руками было непривычно и… неприятно, но ничего колюще-режущего в комнате просто не нашлось. Все, готов.

Подхватив труп под мышки, Степан оттащил его к стене, торопливо освобождая от ремня с патронными подсумками и шинели. Возясь с тугими пуговицами, мельком подумал, что в принципе не столь уж и плохо, что управился без ножа. Натягивать на себя окровавленную одежду как-то не хотелось: играть роль конвоирующего пленных пехотинца предстояло ему самому, поскольку больше и некому. Есаул старательно буравил взглядом стену перед собой, хер майор же, наоборот, глядел исключительно на старлея. Достаточно странноватая реакция, кстати, любой нормальный человек как минимум бы отвернулся или хотя бы прикрыл глаза. А этот наоборот, вон как пялится, определенно с интересом. Нравится наблюдать за чужой смертью? Вполне вероятно, процент всяких извращенцев среди продвинутых европейцев достаточно велик, и доблестный германский вермахт в этом смысле ни разу не исключение, скорее наоборот. И фотографирование с трупами врагов – еще не самое большое из зол…

Встретившись с гитлеровцем взглядом, Степан изобразил на лице самую кровожадную гримасу, на какую только был способен, после чего коротко чиркнул ладонью по шее. Нехитрый жест подействовал: испуганно заморгав, фриц от неожиданности даже отшатнулся. Приглядывающий за ним Тапер, оценив происходящее, дернул пистолетным стволом, отрывисто бросив несколько коротких фраз на неплохом (ну, по крайней мере, с точки зрения морпеха) немецком. В отличие от Алексеева фашист сказанное понял, торопливо отвернувшись.

– Сержант, ты чего такого немцу сказал, что он аж с лица сбледнул?