Малая земля

– Давай, – приказал старший лейтенант, легонько подтолкнув казака стволом. И сместился чуть в сторону. Позиция хреновая, но, по крайней мере, заглянувший в дверной проем караульный окажется у него на прицеле. А уж с пары метров Алексеев в любом случае не промахнется. Десантники прижались к противоположной стене.

Решительно распахнув дверь, «оберст-лейтенант» шагнул на крыльцо. Смерив вытянувшегося по стойке смирно гитлеровца начальственным взглядом, мотнул головой:

– Feldwebel, Herr Major befahl, die russischen Gefangenen zum Lastwagen zu begleiten. Ich werde mit ihnen gehen[25].

Внимательно прислушивающийся старший сержант промолчал, подавая знак, что пока все идет нормально.

А вот в следующую секунду все пошло не по плану. Поскольку предполагалось, что фриц останется на своем месте, просто позволив вывести пленных из хаты. Грузовик стоял метрах в двадцати, так что видеть происходящее возле него гитлеровец со своего места никак не мог. Да и что бы он там, собственно говоря, интересного рассмотрел? Как румын-конвойный, помогая себе прикладом, заталкивает русских диверсантов в кузов, после чего вместе с оберст-лейтенантом идет к кабине, видимо, выполняя его распоряжение? Зачем? Так мало ли зачем? Может, господин офицер собирается дать ему какие-то особые указания, касающиеся сопровождения пленных. А затем «Опель-Блиц» заводит мотор и тихо-мирно уезжает, оставив после себя слегка подпорченную сизым выхлопом синтетического бензина местную атмосферу.

Однако караульный истолковал приказ несколько по-своему. Рявкнув «Natürlich, Herr Oberstleutnant! Ich werde helfen!»[26], он внезапно сорвался с места, заходя в сени. Сказанного Степан ожидаемо не понял, но, судя по мгновенно вытянувшемуся лицу есаула и сдавленному мату старшего сержанта, ничего хорошего произнесенная фраза не предвещала.

В сенях же караульный вполне ожидаемо столкнулся с пока еще ничего толком не успевшим понять псевдорумыном в исполнении Алексеева. Но то ли актер из Степана оказался никудышный, то ли фриц хорошо знал убитого пехотинца в лицо, но неожиданная встреча его отчего-то сильно удивила. Замерев на месте, немец удивленно захлопал глазами и, произнеся понятное без перевода «Kamerad… was?!», дернул с плеча карабин.

«Глупо, – мельком оценил ситуацию Степан, разжимая удерживающие цевье винтовки пальцы. – Чем он тебе поможет, если между нами от силы метр? Попытаешься вскинуть – я отобью в сторону, отшагнешь назад – подаришь мне лишние полсекунды. И еще раза в два больше тебе понадобится, чтобы затвор передернуть, у тебя ведь патрона в казеннике сто пудов нет, поскольку орднунг. А мне, чтобы штык выдернуть, столько времени и не нужно, ножны-то вот они, под рукой. Как чувствовал, что понадобятся, потому практически на самое пузо и передвинул».

Выпушенная из рук трофейная винтовка гулко грюкнула об пол. Ладонь правой руки обхватила ребристую рукоятку штыка, левая – дернула вражеское оружие за ствол. Рефлекторно сделав шаг назад, фашист запнулся за невысокий порог, теряя равновесие, однако оружие из рук так и не выпустил. И это стало роковой ошибкой. Разожми он руки, мог бы спиной вперед по инерции вывалиться из узких сеней обратно на крыльцо, где и поднять тревогу, попросту заорав что есть мочи. И если бы поблизости оказался кто-то из камрадов, судьба беглецов оказалась бы – смотри выше – весьма печальной. Но намертво вбитый рефлекс не позволил фельдфебелю бросить в миг опасности штатное оружие.

Старлей ошибкой противника воспользовался на все сто: резко дернув карабин на себя, Степан сместился чуть в сторону, буквально насаживая гитлеровца на вскинутый штык. Основательно так насаживая, практически по самый ограничитель – как бы скептически ни относился Алексеев к заточке клинка, со своей ролью тот справился. Захлебнувшись так и не родившимся криком, караульный обмяк, повисая на руках морпеха. Выдернув штык, Степан крутнулся в сторону есаула… который, как ни странно, оказался на прежнем месте.

– Нормально все, командир, – усмехнулся Михаил, целясь в предателя из «люгера». На запястье парашютиста болтались остатки фальшивых пут. – Я его с первой секунды контролировал, чтобы не сбег ненароком. Он дернулся было, да меня вовремя увидал, так что не пришлось шуметь. А Ванька тебя прикрывал. – Старлей заметил прижавшегося к стене Дмитрука, тоже с пистолетом в руке.

– Спасибо, – буркнул Степан, отирая потемневшее лезвие о шинель. Не свою, понятно – вражескую. Крови почти не было: стерлась, когда вытаскивал, ткань у немцев плотная. Торопливо распихал по карманам запасные обоймы из подсумков. Возиться с поясным ремнем не стал, просто вытащил из ножен еще один штык, копию того, которым только что отработал. Рукояткой вперед протянул Таперу:

– Держи, сгодится, с вооружением у нас пока не шибко. С винтовкой чего делаем? Мне сразу с двумя подозрительно топать будет.

– Ванек, прибери. Под стеганку спрячь, а ствол в штанину просунь, – мигом отреагировал старший сержант. И пояснил в ответ на удивленный взгляд морпеха: