Малахит

Все ели — долго и вкусно. Потом все спали — тоже долго и очень сладко. Кровати у Липы были жесткими — просто деревянные лавки с брошенными на них овечьими шкурами или стегаными одеялами — но с таким удовольствием Паша спал первый и последний раз в жизни. Правда, вспоминался ему потом запах какой-то травки, и у него возникало подозрение, что травка эта не была совсем безобидной.

А вечером, после сна, настало время разговоров.

Липа вывела Пашу и Вадима на улицу и усадила на холмик, который возвышался перед землянкой и заменял хозяйке завалинку.

Паша достал из рюкзака альбом и карандаш и принялся набрасывать контуры землянки и склонившуюся над ней рябину. Липа достала из мешочка, подвешенного к поясу, трубку и кисет с табаком и закурила. Лицо ее было красным, обветренным, профиль четким, как у старухи-индеанки, морщины — глубокими. Но в глазах плескалось тепло, а индейские черты смягчал совершенно по-русски завязанный платок. Так необычно и так притягательно было ее лицо, что Паша перекинул страницу и принялся рисовать этот четкий профиль, окутанный клубами трубочного дыма.

— Так что с мальчишками? — спросил Вадим.

— Все будет хорошо. Им надо спать. Надо пить отвар, который отводит лихорадку и дает покой. Им было очень больно. Взрослый бы такой боли не вынес.

— Откуда вы знаете, что с ними было?

— А у меня Шептун есть, — старуха немного отодвинула платок, и Вадим увидел, что за ухом у нее привязан маленький серый мешочек.

— Я у травки спрошу, — Липа говорила и тихонько гладила мешочек, отчего слегка шелестело его содержимое, будто кто-то и в самом деле шептал, — а травка мне ответит, какой человек идет, зачем… Если праздно шатается, я отведи-травы в котел кину, да веничком специальным порог подмету, он и закружится, дом мой стороной обойдет. А если больной человек, немощный, или устал сверх сил, я и то уже знаю, и какую надо травку варю. Вот так. Не глупа бабка-то. И не проста.

Липа помолчала, затянулась от души, потом спросила:

— А вы сами-то откуда?

Вадим помолчал, не зная, как объяснить.

— Мы прошли… — начал он неуверенно. В голову приходили слова «через портал», но Вадим сомневался, что баба Липа поймет. — Там был столб, похожий на речную воду…

— Ху-у, — ухнула Липа, выдыхая дым. — Речной столб? Я думала, это сказки — про столбы. Как, биш, там было: Речной, Живой, Морской, Луговой, Солнечный, Ветряной… Всех не вспомню. И что, это и правда дорога?

— Ну, наверное, можно и так сказать.

— И что там, с другой стороны?

Вадим принялся рассказывать, тщательно подбирая слова, которые, как он полагал, будут понятны старухе. Паша закрыл альбом и пошел к землянке — проверить, как там малыши.

Исчезновения Карата снова никто не заметил. Он опять бежал на север в поисках хозяина. Дело было сделано. Дети остались в надежном и безопасном месте.

В землянке на цветастых подушках виднелись темные головки малышей. Они спали носами друг к другу, волосы их, мокрые от пота и всклокоченные, торчали смешными вихрами. Рядом сидела девочка, одетая в нелепый наряд из мешковины. Золотко добровольно взяла на себя обязанности сиделки. Она сказала Паше:

— Это Листик и Кроха.

— Да, — ответил Паша, и рассказал все, что сам знал о малышах.

— Значит Курочка…

— Я думаю, да.

— Она была такая хорошая, — глаза Золотка наполнились слезами. — Куда вы их теперь отведете?

— Они говорят, что надо идти в Камнелот, к Бирюзе. Мы пообещали, что поможем им дойти.

— Вы уж помогите им, пожалуйста…

Малыши проснулись на закате. Паша думал, что болеть они будут долго — неделю, а может быть, две. Но едва открыв глаза, оба они начали возиться в постели, да так, что уже через десять минут она была похожа на гигантское гнездо: стараниями двух непоседливых поп простыни и одеяла были смотаны в жгуты и закручены в спирали. Паша смотрел на детей с изумлением, а Липа сказала:

— Чего удивляешься? С детьми всегда так. Они худа не помнят, им и подниматься легче. Ты бы тут у меня полгода лежал. А они — эвон, скачут!

Вскоре землянка наполнилась волшебным ароматом жаркого. Малыши, недавно вымытые в гигантской лохани, сверкали чистыми носами. Паша вытирался льняной простыней. На веревке возле очага сохла его футболка, запачканная Листиком. В купальне, которую Липа устроила в одной из комнат за занавеской, фыркала, как бегемот, Бронза. Решено было переночевать здесь, а утром направиться в Камнелот. Лечея сказала, что дети уже здоровы. Крысеныш решил остаться у Липы. Бронза не возражала, а Золотко искренне радовалась.

Малыши уходили от знахарки с явной неохотой. Да и Паша грешным делом подумывал, не оставить ли их здесь, под присмотром двух бабушек, в компании Золотка и Крысеныша. Но сама баба Липа этого не предложила, а просить ее было как-то неудобно.

Глава 14 Жуки-кабошоны