Малахит

— А скажи, — задал он еще один вопрос, — разве они плохие люди?

— Ну, по-разному бывает.

— А это зависит от их инвалидности?

— Думаю, что нет… Если только они не чувствуют себя обиженными на весь мир.

— Так, — одобрительно сказал Кабошон, кивнув головой, будто учитель, которому правильно пересказали параграф. — Здесь все точно так же. Здесь отсутствие определенных способностей — точно такая же инвалидность, как в твоем мире — отсутствие ноги. Все дело в продолжении рода. Любое существо в любом из миров стремится, чтобы потомство было похожим на него. А у людей от разного рода способностей зависит еще и экономика. Так что животное отрицание непохожести умножается еще и на страх погрузиться в нищету. В вашем мире инвалид не может свободно передвигаться и выдерживать нагрузки на работе. В нашем — вообще лишен способности что-либо произвести.

Паша молчал.

— А теперь скажи мне, — снова заговорил Кабошон, — исключаешь ли ты вероятность того, что физически ограниченные люди могут вырасти в расу более светлую, восприимчивую, творческую… Да в какую угодно новую расу?

— Я почему-то сомневаюсь.

— Я не хочу тебя ни в чем убеждать. Никто ни о чем не может говорить наверняка. Но подумай, пожалуйста, вот о чем: если в вашем мире наша инвалидность — норма, то не может ли быть вполне самодостаточного мира, в котором нормой является ваша инвалидность?

Глава 15 Камнелот

По совету Кабошона к Камнелоту подходили с северо-востока. Хвойный лес кончился, за ним раскинулось неширокое поле, а потом путники вошли в яблоневый сад, росший по обе стороны от широкой дороги. Вскоре на пути попалась невысокая стена, и только отойдя от нее Паша понял, что это была собственно городская, крепостная стена. Метр — метр двадцать высотой, она весьма условно обозначала границу Камнелота. Яблони по ту и по другую сторону сплетались ветвями, плющ и вьюн переползали через преграду и вольготно раскидывали по ней свои широкие зеленые лапы. Вадим подумал, что в августе стена едва ли не рушится под напором ребят, достающих с яблонь плоды.

Минут через пятнадцать за деревьями начало ощущаться присутствие какой-то плотной темной массы. Это были невысокие каменные стены домов. За ними над вершинами яблонь показались шпили городских дворцов. Послышался городской шум.

В это время Берковский и Алмазник праздновали в генеральской палатке начало военной кампании.

— С чего ты хочешь начать? — спросил принц благодушно настроенного Берковского.

— А какие есть предложения?

Берковский явно лукавил. Алмазник и предположить не мог, что тот сунулся в Камни без четкого плана.

— Так ты хочешь взять приступом Камнелот? Или тебе хватит камней, которые хранятся в замках знати? Замки хуже защищены.

— Я понимаю. Я хочу и того, и другого… Мы пришли на войну, вот и будем воевать, пока не завоюем все. Кстати, как там твой человечек в камнелотском замке?

— Нормально. Я думаю, его не будут подозревать, он в розовой гостиной уже давно… Он просил пару камешков его продать.

— Ну уж нет, — Берковский брезгливо наморщил нос. — Я эту дрянь в руки больше не возьму. Из него ювелир, как… И чего он лезет?! Деньги за слив лопатой гребет, вот и пусть себе постукивает. А камни пусть и не трогает. Поганит только хороший материал!

В Камни продолжали прибывать солдаты.

— Ну и как нам найти королевскую кухню? — спросил Вадим.

— Мама сказала, нужно идти по широкой дороге. Потом будет башня и стена, у стены повернуть налево. Это где это — налево? — говорил Листик.

— Налево — там, — торопливо махнул рукой Вадим. — Ну, а дальше, дальше что?

— Мама сказала, — продолжил Листик, — надо идти до обрыва. Там будет маленькая дверь в стене. Она закрыта. Но иногда ее открывают — вылить вонючку.

— Вонючку? Помои?

— Да, помои. И тогда надо спросить Бирюзу. Все, — немного подумав закончил мальчик.

— Думаю, скоро мы будем дома, — сказал Паша.

— Мать меня убьет, — мрачно заметил Вадим, — она уже, наверное, с ума сошла.

Тяжелую дубовую дверь в крепостной стене нашли без труда. Вела к ней узкая тропинка по самому краю обрыва. Кое-где она была подмыта весенними дождями. Паша с испугом смотрел на голые щербатые камни, казавшиеся слишком скользкими. Склон под дверью был живописно украшен помоями.

Вадим пролез вдоль обрыва и устроился на крохотной площадке — ждать, когда появится служанка. Наконец старые петли заскрипели, и помои полетели в пропасть, на этот раз вместе с бадьей.

— Ах ты, черт шальной, — заверещала служанка, замахиваясь на Вадима полотенцем.

— Я племянников привел к Бирюзе, — уворачиваясь от ударов и стараясь не полететь вниз, закричал Вадим.