Малахит

Они шли не торопясь, разговаривали, смотрели по сторонам, часто останавливались, чтобы дети могли отдохнуть. Вокруг был только лес, и не было никаких следов присутствия человека. Паша боялся заблудиться и переживал, что не уговорил Крысеныша идти с ними провожатым. Вадим утверждал, что они идут точно на юг, но Паша другу не верил. Он просто не понимал, откуда можно так точно знать направление. И вот когда свет стал мягким, от земли потянуло холодком, а Вадим начал присматривать подходящее место для ночлега, перед ними как из-под земли вырос тот самый поганочий замок.

Самая высокая башня-поганка выглядывала меж двух высоких сосен с как любопытная цапля. Она была похожа на птицу даже цветом — неровные мазки серого на грязно-белом фоне казались длинными перьями. Вскоре путники увидели и слоновью ногу, на которой росли тонкие уродливые головы башен. Нога была толстой и грязной, до самой середины ее покрывали черные и темно-серые языки подпалин. Паша остановился, в изумлении глядя на эту нескладную громадину. Вдруг по ноге его пробежало что-то маленькое, но довольно тяжелое. Он брезгливо затряс ногой, взглянул вниз и успел увидеть, как в траве скрылись какие-то странные жучки — целый отряд. Они бежали друг за другом, как бегают обычно только муравьи. Спустя минуту отряд отправился назад, будто беготня туда-сюда была единственным их делом.

Паша толкнул Вадима локтем и принялся рассматривать жуков. Он сразу понял, в чем была их странность. На спинках не было линии, обычно разделяющей два жестких крыла. Да и головы, собственно говоря, не было. Больше всего они напоминали ожившие полукруглые камешки.

— Ну, что ты думаешь? — шепотом спросил Вадим.

— Пока не знаю, — так же шепотом ответил Паша и окинул взглядом спутников. Малыши стояли, взявшись за руки, и глядели вверх, разинув рты.

— Давай-ка пройдем мимо, — предложил Паша.

— Давай, — быстро согласился Вадим.

Вот тут-то все изменилось самым кардинальным образом. Между деревьями мелькнула вдруг быстрая тень… Другая… Третья… Испугавшись, Паша принялся подталкивать спутников ко входу в башню. Шесть. Шесть волков вышли на прогалину за секунду до того, как Паша, впихнув своих спутников внутрь, захлопнул дубовую створку и заложил дверь тяжелым засовом.

Внутри оказалось довольно уютное, но темное помещение. Обеденный стол, несколько деревянных кресел, очаг, шкаф для посуды, в котором тускло поблескивал фаянс, несколько книжных шкафов, да узкая винтовая лестница, ведущая на второй этаж. Вот, пожалуй, и все, что здесь было.

Паша привалился к стене, силясь унять сердцебиение.

— Кы-иш! Кы-иш! — послышался откуда-то сверху высокий, слегка дребезжащий, старческий голос.

Сразу вслед за этим заскрипели ступени. Сначала на лестнице появились ноги в стоптанных кожаных туфлях, потом край широкого черного одеяния, похожего на рясу, а следом вынырнула и голова. Старичок глядел на ребят ласково и слегка лукаво. Был он весь какой-то нескладный, но сразу располагал к себе. Ряса его на спине образовывала странную складку, и Пашка понял, что широкие плечи — признак назревающего горба. Из-за этого голова у старичка сидела несколько косо, и каждым движением хозяин замка будто выныривал из-под собственной спины.

— Напугались? Сильно? — спросил старичок, шаркая по направлению к очагу. — А вот я вам сейчас чайку липового.

— Зовут меня Кабошон, — пояснил старичок, разливая чай по тонким фаянсовым чашкам. — Я колдун. А замок опален, потому что жгли меня. И не один раз.

При этих словах Кабошона малыши испуганно уставились на старших. Паша поставил свою чашку на стол, моментально раздумав пить.

Старик улыбнулся, ласково прищурив глаза, и, мурлыкая что-то себе под нос, продолжил возиться с чаем.

— Напугал? — спросил он, немного погодя. — Правда — она всегда немного пугает.

Старик начал усаживаться на стул, тяжело опершись на руки.

— Что поделать, в этом мире я называюсь так. Меня боятся, как боялись всех, кто жил в этом замке до меня. Знали бы вы, как это злит. Со злости иногда даже на самом деле делаешь гадости. Вот — волков прикормил. Хотя какая же это гадость? Спасаю популяцию. Поддерживаю вымирающий вид. Не даю нарушить экосистему. А то крестьяне готовы всех до одного перебить.

Кабошон повел рукой в сторону, и широкий рукав его черного одеяния заскользил по книге в основательном кожаном переплете. Паша чуть не поперхнулся: выплывал из-под рукава уже совсем иной переплет, белый, картонный, с фотографией на обложке и крупной надписью «Биология. 9 класс».

— Почему? — спросил Вадим. — Почему вас так называют. Из-за замка? Так живите в другом месте.

— Нет, мой милый мальчик. Все здесь гораздо сложнее. Видишь ли, у нас не любят тех, кто никуда не вписывается. Вот есть выродки. Слово премерзкое, относятся к ним хуже, чем к собакам. А есть мы. Нас немного, и слова для нас не придумали, к счастью, никакого. Ну, кроме, пожалуй, «колдуна». Мы вроде и не выродки, что-то можем. Но можем не совсем то же, что и остальные. Я, например, всегда мог оживлять кабошоны. Ну совершенно бесполезное занятие!

— Оживлять что?