Он отлично помнил десятилетнюю, рыжую кроху с глазами в пол-лица и то, как радовался её спасению. С тех пор девчонка поднялась справной девушкой и помогала батюшке наравне с работницами.
«Да только сегодня я её не видел», – вдруг понял Малахит. Нахмурился и ступил к Рыбаку ближе:
– Что-то с дочкой опять? Говори!
Харчевник вздохнул. Медленно, через силу, начал:
– Вчера к нам гости заглянули, господин. Да не простые… Царевич Златоцвет со свитой. Одет просто, да я его всё равно потом признал. Никогда ведь к нам на окраину не заглядывал, брезговал…
«Так», – Малахит стиснул зубы, начиная понимать.
– Желана им сама прислуживать стала. Не углядел я их сразу, другую девку не направил, а надо было… – тем временем, горестно продолжил Рыбак. – Царевич её подметил, всё с собой усадить пытался. Понравилась, мол, очень… Красавицей даже называл… А потом щедро денег отсыпал. И сказал, что вернётся.
Голос Рыбака сошёл на нет. Плечи печально опустились.
– Сейчас она где? – скрежетнул Малахит.
– У себя сидит со вчерашнего, я ей так наказал. Сама напугана. Но не может же она вечно взаперти сидеть?
– Не может, – согласился Малахит. В голове метались светлячки мыслей.
Он отлично знал вкусы брата. Того, кто больше всего на свете любил рыженьких девок, чьи волосы напоминали ему обожаемое пламя. Того, кто не знал слова «нет», и всегда получал всё, что хотел. И слухи о нём ходили очень нехорошие.
«Гори, гори ясно, чтобы не погасло…» – голосом Златоцвета прозвучало в сознании, а потом раздался смех. Малахит поморщился.
– От меня-то ты чего хочешь? – спросил он, уперев тяжёлый взгляд в Рыбака.
Ответ был ожидаем:
– Дай оберег, господин! – умоляюще вскинулся харчевник. – Отворот какой сделай, чтобы про дочку мою думать забыл! Помоги, а уж я отплачу!
«Нет, Рыбак. Такого не умею. Зато по-другому могу», – подумал Малахит, чувствуя, как портится настроение. Не хочется, ой не хочется идти к Златоцвету! Но надо.
Жалко ведь девку. Пропадёт.
– Не волнуйся, помогу. Всё будет хорошо, – сказал Малахит, чеканя слова.
И, не слушая слёзных благодарностей, споро пошёл к выходу. Чем скорее он разберётся с неприятным делом – тем лучше.
Это как кость вправить – нужно лишь немного перетерпеть. Рвануть правильно, посильней – и всё.
«Гори, гори ясно…» – издевательски пропел Златоцвет в памяти.
Похоже, скоро он услышит эту песенку вживую.
***
В хоромах, что облюбовал себе наследник царя, было душно и светло от огней. Зато пахло, как в самом сумрачном и грязном кабаке среди ночи: пивом и вином, плотскими утехами и потом.
Проникнуть туда просто так не удалось: сперва пришлось разговаривать с охраной, и лишь позже, когда люди Златоцвета получили разрешение, Малахита наконец-то впустили внутрь. Вскоре, на подступах к спальне, он услышал переливчатый женский смех и пение. Похоже, сегодня брат заказал непотребную девку из весёлого дома.
«Двух», – поправил себя Малахит, но понял, что ошибся, когда бесшумно вошёл в открытую резную дверь.
– Гори, гори ясно-о-о… чтобы не погасло-о-о…
Царевич возлежал с тремя распутницами, что жарко обвивали его руками, ногами и волосами. Казалось, он вот-вот утонет в водопаде этих длинных, огнистых волос всех оттенков рыжего: лисьего, осеннего, пламенного…
«Пора спасать», – усмехнулся Малахит и громко, со всей силы, захлопнул дверь.
Девки тут же взвизгнули, прекратив ласкать своего господина. Вытаращились на мрачного гостя, что старательно обходил их взглядом.
– Чего тебе? Зачем явился? – спросил Златоцвет, сморгнув с глаз пелену похоти, и не спеша сел среди вздыбленных простыней. Прикрываться он не собирался. Так и сидел, как был, – распалённый, голый. С тем же брезгливо-насмешливым выражением на лице, что всегда возникало у него при виде брата.
– Я пришёл предупредить, – ровным голосом произнёс Малахит.
Златоцвет прищурился.
– Что? Никак, шутишь?
– Забудь о девочке из харчевни. Она под моей защитой.
Златоцвет моргнул. Потом расхохотался, резко откинув голову. Аж волосы, золотистые, как летний одуванчик, и яшмовая серёжка в правом ухе затряслись.
– Неужто сам её хочешь? Правда-правда? – отсмеявшись, ехидно спросил Златоцвет.
Малахит не ответил. Духота покоев давила со всех сторон, а оживший в глубине нутра гнев мало-помалу набирал силу.
– Хотя о чём это я? Ты же у нас особенный, – усмехнулся царевич и, взяв со столика у кровати кубок, отхлебнул вина. – Валяешь только кикимор и болотниц. Верно ведь, Малахольный?
Девки хихикнули от этих слов. Завозились, украдкой демонстрируя спелые, жемчужно-розовые тела, выученно изгибаясь покрасивей. Дразня. Клюнет – не клюнет?
– Желана под моей защитой, – невозмутимо повторил Малахит. – Я спас её в детстве и поставил отметину: тронет кто без согласия – мигом обессилит по мужской части. А ведь ты не хочешь стать хозяином дохлого червя. Верно, Ядоцвет?
Малахит улыбнулся тени, что мелькнула на лице брата. Поймал рукой комара, что залетел в открытое окно, и, небрежно сдув его с пальца, обратил в десяток таких же. Непотребные девки запищали, зашлёпали ладонями по голой коже, спасаясь от укусов.
– Ну так что, братец?