Да только над дверцей, что вела в подвал, Костянику аж потом прошибло. Вот где главные чары! Да сильные какие, хитрые, что не всякий колдун-ищейка признает, пройдёт мимо, как простой человек, и не вспомнит потом, что туда не заглядывал!
Костяника облизала пересохшие губы. И взялась за работу.
Казалось, воздух сгустился. Стал сопротивляться её пальцам. Взопрела спина, а в ушах зазвенел тревожный колокольчик.
Но тут дверца треснула, сбросив замок засова. И Костяника поняла, что колокольчик звенит не просто в ушах: всюду, возвещая свою колдовскую тревогу.
– Быстрей, красавица! – поторопил Гадюшник, но Костяника и без него знала, что надо убыстряться.
Рывком подняла дверцу, спустилась по лесенке во мрак…
А вот тут-то пахло уже не лакомствами.
Костяника пригляделась. Услышала всхлип и, не утерпев, выругалась, когда увидела полуголого, истерзанного мальчонку, что сидел в дальнем углу на цепи.
Измученный. Слава богам, живой.
– Не бойся, маленький, – прошептала Костяника, опускаясь рядом с пленником на колени. – Скоро мамку увидишь!
Вдалеке раздался какой-то звук, но Костяника не обратила на него внимания. В глазах мальчишки заблестела надежда. Плечи затряслись от долго сдерживаемых рыданий, и он попытался что-то сказать…
Однако вместо шёпота из губ его внезапно вырвался визг.
Свет, что лился в подвал с первого этажа, померк, ибо на лестницу ступил разъярённый лакомщик.
– Ведьма! Как посмела!..
Костяника, пышущая от звериной ярости, развернулась к нему единым плавным движением. И, почти не думая, запустила во врага зачарованным ножом.
Она не промахнулась: редко промахивалась. Но раненое плечо было явно не наказанием для такого изверга.
– Пшёл! – процедила Костяника спустя время и пнула раненого, со связанными руками, лакомщика. Тот заскулил, давясь комком из грязных тряпок во рту, но подчинился и зашагал на площадь.
***
– …Чем тебя наградить, славница? – спросил городской староста, когда народ чуть успокоился. – Сколько золота за помощь запросишь?
Помрачневшие скоморохи уже убрались с подмостков, бледного мальчишку осмотрел лекарь, а палач заточил лезвие большого топора.
Костяника подавила зевок: день выдался муторный, долгий. Поклонилась старосте в пояс и смерила холодным взглядом убийцу, обречённо застывшего в стороне.
– Благодарствую. Но сегодня мне не надобно золота.
– Но, тогда… – растерялся староста.
– Мне просто нужны его глаза.
Ошарашенный народ стих.
– А ещё – сердце, печень и желудок, – весело добавила Костяника.
***
В кустах ругались вечерние сплетницы-пичуги, под ногами шуршала подсохшая трава. С опахал папоротника, стоило задеть, слетали тучи недовольных жучков и мошек, а багряное солнце, капля небесной крови, неудержимо стекало к горизонту.
Костяника, давно отпустившая Гадюшника обратно в Царство костей, шла по лесу, мечтая о горячих кислых щах – вот бы братец приготовил! – и пуховой перине. В утробе уже урчало так, словно там поселился неведомый хищный зверь, а плотный, многослойный и пока сухой снаружи мешок, который она несла в правой руке, с каждым шагом становился всё тяжелее. Не зря ли его взяла?
Внезапно у вершин близких елей мелькнуло что-то белое. Костяника резко остановилась и замерла. Пригляделась, изо всех сил напрягая усталые глаза.
Вспышка белого. Затем серого. Быстрый взмах чем-то чёрным.
И тут…
Шипение и гогот, что раздались совсем рядом, наверно, были слышны и в соседнем царстве. Громкие, возмущённые, они вдарили по слуху, заставив Костянику уронить мешок и зажать уши.
Мгновение – и на землю перед ней плюхнулись три ужасные твари, чем-то похожие на огромных, с лошадь величиной, гусей и лебедей: множество глаз, длинные, дрожащие шеи; клювы, украшенные разномастными, остро заточенными зубами; жёсткие гребни на спинах и крылья, точно ладейные паруса, ветер от которых едва не сбил Костянику с ног.
Клацая челюстями, страшные летуны окружили девушку. Раздули ноздри, засверкали злобными, рубиновыми глазками и…
– Ну хватит агриться! – закатила глаза Костяника. – Я же не могла взять вас с собой, а?
Шипение, но чуть потише. Бошки на длинных шеях приблизились.
Костяника нахмурилась и грозно топнула ножкой:
– Я кому сказала?
Гуси-лебеди фыркнули, выпустив мощный пар из ноздрей, и, наконец, отступили. Сбились в кучку в сторонке, нахохлились обиженно, от этого став на удивление не страшными.
Костяника хмыкнула, борясь с желанием рассмеяться.
– Ладно, хватит корчить несчастненьких. Я вообще-то с гостинцами! – сказала она, тряхнув поднятый мешок, и тварюшки мигом оживились: подскочили, чуть не виляя хвостами по-пёсьи. Загоготали предвкушающе, стали толкаться за выгодное место.
Костяника всё же рассмеялась. И, сунув руку в мешок, стала вытаскивать из него скользкие подарки.
– Белый, лови! Серый, твоя очередь! Чёрный, не спать!
В воздухе, оставляя след мельчайших кровяных капелек, пролетели человечьи сердце, печень и желудок. Гуси-лебеди ловко заглотили подачки и, прожевав, кинулись ластиться.
– Ну, хватит уже, хватит… – смеясь, отбивалась от них Костяника, когда поблизости раздался сварливый голос:
– Балуешь ты их.