Малахов курган

— Павел Степанович, позвольте откровенно спросить, — заговорил Колтовский, — как это вы могли усидеть перед бомбой?.. Я прямо как мальчишка скакнул в блиндаж...

— Как мальчишка? В этом-то и суть-с! А я старик! Я просто не успел испугаться. Вот и все-с! Вы, Павлуша, наверное, не забываете позади своих рук? А я возьмусь за ручку, чтоб открыть дверь, открыл, иду, а руку опустить забыл, все еще держусь. Бывало, взглянешь на солнце — и уже через минуту пропало в глазах темное пятно, а теперь оно темнит мне взгляд пять, десять минут. Вот я взглянул на вас, отвернулся — и ваше лицо еще вижу на дороге... Да, недаром-с нам месяц за год считают. Я постарел на десять лет...

Изумленный признанием Нахимова, лейтенант воскликнул:

— А вас считают фаталистом!

— Я этого не понимаю-с! Фаталист презирает опасность, потому что верит в судьбу. А по-моему, человек волен жить и умереть, как он сам хочет.

— Умереть! Вы ищете смерти! Боже мой! — горестно воскликнул Колтовский.

— Опять вздор-с! Зачем искать смерти — она обеспечена каждому. Смешно заботиться о смерти. Я хочу жить, я люблю жить... Разве, Павлуша, не приятно ехать такими молодцами, как мы с вами? Что бы мы ни делали, за что бы ни прятались, чем бы ни укрывались, мы только бы показали слабость характера. Чистый душой и благородный человек всегда будет ожидать смерти спокойно и весело, а трус боится смерти, как трус.

Колтовский ни о чем более не спрашивал. Нахимов замолчал, смотря поверх Малахова кургана в небо, где кружили под белесым облаком орлы.

Нахимов соскочил с коня перед Чертовым мостиком. Матросы окружили Нахимова. Юнга Могученко-четвертый подхватил поводья нахимовского коня и привязал его к бревну коновязи.

Матросы закидали Нахимова вопросами:

— Правда ль, что к французам сам Наполеон приехал? Намедни пришел винтовой корабль — весь флот ему салютовал. Будто на этом корабле Наполеон приехал.

— Верно ль, что мост будут делать через бухту на случай отступления? Значит, Севастополю и флоту конец?

— Тысячу бревен везут, все фуры заняли под лес, а пороху нет. Бомбы где застряли?

Нахимов отвечал:

— Наполеону делать у нас нечего. Да пускай приезжает: сам увидит, что взять Севастополь нельзя ни с моря, ни с суши. Мост будут строить, это верно. Мост нужен нам же — для подвоза боевых припасов и для прохода войск с Северной стороны в город на случай штурма. С порохом и бомбами плоховато. Порох надо беречь. А о том, чтобы бросить Севастополь, и мысли быть не должно. Матросы! Не мне говорить о ваших подвигах. Я с мичманских эполет был постоянным свидетелем ваших трудов и готовности умереть по первому слову. Отстоим Севастополь! И вы доставите мне счастье носить мой флаг на грот-брамстеньге с той же честью, с какой я носил его благодаря вам и под другими клотиками! Смотрите же, друзья, докажем французу, что вы такие молодцы, какими я вас знаю! А за то, что деретесь хорошо, спасибо!

— Тебе спасибо, Павел Степанович! — ответили матросы.

Поговорив с матросами, Нахимов направился к банкету исходящего угла бастиона. Юнга Могученко-четвертый бежал рядом с Нахимовым, показывая ему зрительную трубу, расписанную цветными рисунками сигнальных флажков.

— Гляди, ваше высокопревосходительство, какое мне батенька наследство оставил! Мне бы сигнальщиком быть, а то я без должности нахожусь... Велите, Павел Степанович, приказ написать.

Нахимов покосился на зрительную трубу Вени и отвечал:

— Да ведь какой из тебя может быть сигнальщик? Тебе с банкета через бруствер не видно...

— Будьте надежны! Я уж приладился: табуретку ставлю. Очень даже видно...

— Ну, пойдем, сигнальщик! Посмотрю на французов в твою трубу...

— А в приказе будет? Надо в приказе сказать. Ого! Сигнальщик Могученко-четвертый! Идем! Павел Степанович, вон на банкете моя табуретка стоит...

Веня, забыв от радости правила чинопочитания, сунул трубу Нахимову и, схватив его за руку, тянул к банкету, где была приставлена к валу табуретка.

Нахимов, усмехаясь, шел туда, куда тянул его юнга, и на ходу сказал адъютанту:

— Лейтенант, запишите, что юнга Могученко-четвертый зачисляется сигнальщиком на Корниловский бастион.

Именинники

Командир Малахова кургана капитан 1-го ранга Керн и командир батареи исходящего угла лейтенант Петр Лесли, узнав, что на батарею прибыл Нахимов, поспешили ему навстречу.

Керн рапортовал о том, что на бастионе все обстоит благополучно, и затем, желая увести Нахимова с опасного места, сказал:

— У нас служат перед образом всенощную. Не угодно ли вам, Павел Степанович, послушать службу?

— Можете идти, если вам угодно. Я вас не держу-с! — сухо ответил адмирал.

Керн поклонился, но остался при адмирале, желая разделить с ним опасность.

Нахимов взглянул на Лесли и, улыбаясь, воскликнул:

— Ба-ба! Я и забыл, что вы, Петя, завтра именинник. Ведь завтра «Петра и Павла». Я только сейчас забыл, а все помнил. Я вам приготовил славный подарок. Вот увидите...

— А мне? — по-мальчишески спросил лейтенант Павел Колтовский и ребячливо надулся.

— И вы завтра именинник?

— Так точно!

— Ну, и вам будет сюрприз.

Все рассмеялись. Лесли сказал, кланяясь адмиралу: