— Прошу вас, Павел Степанович, завтра ко мне на пирог, здесь, на бастионе.
— Благодарю-с! Не премину вас поздравить...
— Да ведь и вы, Павел Степанович, завтра именинник! — сказал капитан Керн. — Поздравляю с наступающим тезоименитством вашим!
Нахимов отмахнулся.
— Павлов и Петров много-с! — раздраженно бросил он.
Веня слушал этот разговор, жалея, что он не Петр и не Павел — ему тоже захотелось быть именинником: его именины дома не праздновали никогда.
В это время на батарее комендор Стрёма зарядил тяжелую бомбическую пушку, чтобы выпалить в присутствии адмирала. Видя, что все готово для выстрела, Веня выхватил зрительную трубу из рук Нахимова:
— Я только на минутку. Я отдам! Только посмотрю, куда попадет!..
Веня вскочил на табуретку и, примостив трубу на бруствер, приложился к ней глазом. Орудие дохнуло. Выстрел оглушительно грянул...
— Эх, как их знатно подбросило! — воскликнул Веня, когда со стороны неприятельских траншей послышался взрыв бомбы. — Трое вверх тормашками взлетели. Ваше высокопревосходительство, глянь-ка, тараканами забегали!
Нахимов принял из рук юнги трубу и склонился над нею. Белая фуражка адмирала показалась над бруствером и привлекла внимание французких стрелков. Пуля ударила в земляной мешок около Нахимова.
— Павел Степанович, снимите фуражку — они в белое бьют, — посоветовал адмиралу сигнальщик.
Несколько пуль просвистело мимо.
— В вас целят, адмирал! Сойдите с банкета! — тоном почти приказания крикнул Керн.
Нахимов, не внимая предостережениям, продолжал смотреть в трубу и вдруг, тихо ахнув, повалился навзничь, выронив трубу из руки. Фуражка свалилась с головы Нахимова — над правым глазом его проступило небольшое кровавое пятно.
Веня стоял ошеломленный, не понимая того, что случилось. Все на мгновение остолбенели. Потом подняли бесчувственное тело Нахимова и понесли к развалинам Белой башни. Здесь дежурила сестра милосердия. Накладывая на голову Нахимова повязку, она убедилась, что рана сквозная: на затылке сочилось кровью большое выходное отверстие раны. Нахимов тяжело дышал.
Известие о несчастье пробежало волной по бастиону. Когда Нахимова несли через Чертов мостик, за носилками шла толпа с обнаженными головами. Площадка, где Веня на молебне узнал, что месяц в Севастополе будет считаться за год, совсем опустела. Около аналоя с иконой не осталось ни одного молящегося — все провожали носилки. Только поп и дьякон ходили вокруг иконы, кланялись и пели, словно ничего не случилось.
Нахимова снесли на Павловский мысок и оттуда перевезли на Северную сторону в шлюпке. Собрались доктора и признали, что рана смертельна.
Нахимов не приходил в сознание, хотя открывал изредка глаза, шевеля сухими губами, как будто хотел что-то сказать. Подумали, что он просит пить, и поднесли к его губам стакан с водой. Он протянул руку и отвел стакан...
Больше суток Нахимов боролся со смертью. Все время около дома, где помещался госпиталь, теснилась безмолвная толпа солдат и матросов.
Около полудня 30 июня Нахимов скончался.
Тело Нахимова положили в гроб, поставили на катафалк, воздвигнутый на баркасе.
В последний раз Нахимов переплывал изумрудные воды Севастопольской бухты. Корабли, мимо которых плыл Нахимов, приспускали флаги и салютовали тем числом выстрелов, какое полагалось ему при жизни. Команды стояли наверху в строю с обнаженными головами.
От Графской пристани до бывшей квартиры Нахимова на горе гроб несли моряки.
Тело Нахимова накрыли огромным кормовым флагом корабля «Мария», пробитым во многих местах и прорванным снарядами в Синопском бою. В головах у гроба скрестили три адмиральских флага.
Из раскрытых настежь дверей зала на стеклянную террасу и с террасы — в сад, где зацветали поздние розы, Нахимов, если б мог открыть глаза, увидел бы море, подернутое серебряной чешуей зыби, и на нем черными против солнца силуэтами неприятельские корабли.
Круглые сутки непрерывными вереницами к дому Нахимова стекались солдаты, матросы, офицеры, матроски, жители Корабельной слободки, городские дамы и рыбаки-греки с женами и ребятами.
На 1 июля назначили похороны. Против квартиры Нахимова выстроились два батальона, пехотный и сводный флотский, и батарея полевых орудий. Гроб Нахимова из дома до церкви и из церкви до Городской высоты, где для Нахимова приготовили могилу рядом с Истоминым, Корниловым и Лазаревым, несли на руках. Церемония затянулась до вечера из-за того, что тысячи народа хотели в последний раз взглянуть на умершего и проститься с ним. Печально звонили колокола. Похоронное пение надрывало сердца. Пронзительные вопли медных труб покрывали рыдания и жалобные крики женщин. На небе клубились низкие, мрачные тучи: ветер дул с моря. Под ружейный салют батальонов и орудийный с корабля «Константин» тело Нахимова опустили в могилу. Неприятель знал о страшном несчастии, постигшем Севастополь. Во время похорон с неприятельских батарей не было сделано ни одного выстрела.
— Хозяин ушел, а без хозяина дом сирота, — сказал кто-то из провожавших адмирала в могилу.