Мальчик А

— Купи себе свой, — говорит она. — Когда побреешься, обязательно надо мазаться кремом или лосьоном. После бритья. Если просто побриться и все — это плохо для кожи. И особенно, если бреешься средневековым оружием.

Он хватает ее, сажает к себе на колени, падает спиной на кровать, увлекая ее за собой, и делает вид, что сейчас он приступит к чему-нибудь интересному.

— Отпусти, — отбивается она со смехом. — Платье помнешь.

Она выглядит потрясающе: красное платье, ярко-красная помада. Джек уверен, что она специально выбрала этот наряд, в соответствии с фильмом, в стиле сороковых. Но спросить почему-то стесняется. Но как бы там ни было, она выглядит просто роскошно, и он говорит ей об этом.

— Как-нибудь надо будет сводить тебя по магазинам. Причем в ближайшее время, — говорит Ракушка, стоя перед распахнутым шкафом и изучая его содержимое.

Она решила, что на сегодняшний вечер сама подберет, что ему надеть.

— У меня пока туго с деньгами.

— Ну, так скоро у нас Рождество. Посмотрим, что принесет Санта-Клаус.

В этом платье она сама, как дочь Санта-Клауса. Такая красивая, праздничная и желанная. С белыми волосами, рассыпавшимися по бледным плечам.

В конце концов, ей приходится выбрать его рубашку от Ральфа Лорена. Это единственная элегантная вещь в гардеробе Джека. Хорошо, что вся кровь отстиралась. Хотя, наверное, эта рубашка уже изрядно поднадоела Ракушке. Может быть, поговорить с Терри, думает Джек. Может быть, у его сына осталось еще что-нибудь из одежды, что он не носит и носить не будет. Он теперь переехал в Манчестер, живет с отцом. Работу в Лондоне он потерял. Терри как-то сказал, что его сын вечно теряет работу, потому что он очень обидчивый, вспыльчивый и злопамятный. Но он сказал это с гордостью. Было ясно, что Терри ждет с нетерпением, когда сын приедет к нему. У Джека вообще не укладывается в голове, как сын такого человека, как Терри, может быть вспыльчивым, обидчивым и злопамятным. Терри, наверное, самый спокойный и добрый из всех людей, кого Джек знал по жизни. Будет здорово, когда они познакомятся с Ракушкой.

В своей машине Ракушка чувствует себя как дома, даже больше «как дома», когда она дома. Она как-то сказала, что вождение помогает ей расслабиться; когда ей надо подумать, она садится за руль и просто ездит по городу. И она замечательно водит, думает Джек. Конечно, не так хорошо, как Крис, с Крисом, пожалуй, никто не сравнится, но Ракушка тоже водит вполне прилично. Во всяком случае, Джек ни разу не видел, чтобы она совершила какую-то ошибку. Он тоже думает сдать на права. То есть он так и останется штурманом и напарником Криса, но у него будут свои права. Хорошо, когда есть возможность мечтать, строить планы…

В кинозале — почти никого. Да, они с Ракушкой приехали рано, но все равно пустой зал — это не очень хороший знак для вечернего сеанса мировой киноклассики. Они садятся в последнем ряду, где нет вообще ни одного человека. Ракушка не разрешила Джеку купить попкорн, чтобы он «не тратился понапрасну», но у нее с собой есть пакетик «Minstrels». Она говорит, что это мамины любимые. Она всегда говорит о своей маме с такой гордостью, словно она какая-нибудь знаменитость.

Выясняется, что «Касабланка» — не слезливая любовная история, как опасался Джек, и не детектив, как он сперва думал. Это история о людях, которые бегут, прячутся и доверяют. Да, любовь там присутствует. Но это такая любовь, когда счастье любимого человека важнее, чем твое собственное. А не такая, когда поют песни и дарят цветочки.

Джеку хочется сделать что-нибудь, чтобы доказать, что он тоже умеет любить. Хочется совершить какой-нибудь благородный поступок, чтобы все поняли, что он на это способен. Чтобы самому убедиться, что да: способен. Но внутренний голос подсказывает, что если он по-настоящему любит Ракушку, ему нужно ее отпустить. Уйти, как Богарт, а не удерживать любимую женщину рядом с собой, обрекая ее на жизнь, которая будет построена на обмане. Он — не благородный и великодушный Рик, каким тот предстает в конце фильма. Он — Рик из начала: трус, избегающий всякой ответственности. Человек, сбежавший в Марокко, чтобы укрыться от прошлого.

— А ты была за границей? — спрашивает Джек, когда они выходят из кинотеатра.

— Была в Магалуфе, — отвечает она и берет его за руку. — В Тенерифе, на Канарах. Ездили с подружками, на каникулах.

Сеанс закончился рано, и Ракушка предлагает Джеку зайти в один бар. Она уже там бывала, там очень даже неплохо. Джек вспоминает, что когда они с папой ходили на «Дэви Крокетта», там вначале показывали еще один фильм, какой-то короткометражный. Похоже, теперь так не делают. Ему вообще как-то странно. Ведь «Касабланку» снимали давным-давно, задолго до того фильма, который он видел, когда в последний раз был в кино. Еще в детстве. И теперь ему кажется, будто он движется назад во времени, хотя должен бы двигаться вперед.

— А ты никогда не думала уехать жить за границу? — спрашивает он.

— Это куда? В Уэльс?

Джек уже собирается сказать «нет», но, взглянув на нее, понимает, что она придуряется.