Джим почувствовал, что он на стороне мистера Харви Хартселла, даже несмотря на то, что тот застрелил лошадей, из-за которых дядя Эл проделал весь этот путь.
– Эти лошади его, – продолжал старик, – бельгийские были.
– Бельгийские, – повторил дядя Эл.
Он нагнулся вперед, перелез через ворота и медленно прошел по загону. Один из грифов захлопал своими огромными крыльями, поднялся в воздух и тяжело полетел над полями. Другой гриф лишь только поднял крылья и зашипел на дядю Эла. Через его перья просвечивало солнце. Джим мог бы согласиться, что крылья были красивы, не будь над ними похожей на голову ящерицы головы грифа. Дядя Эл остановился, вытащил из кармана пистолет и направил его на птицу.
– Ох! – вздохнул старик, – пора идти! – Вцепившись в свою шляпу, он шаркающей негибкой походкой заторопился к углу сарая.
Джим отпустил нос и заткнул пальцами уши. Секунду спустя, получше поразмыслив, он снова зажал пальцами нос. Выстрел оказался не таким громким, как мальчик ожидал; на жаре он прозвучал глухо, нераскатисто. Гриф аккуратно свернул крылья на место и сонно свалился с лошади. Тонкая пелена мух на миг поднялась над лошадью легкой вуалью, которая, как показалось Джиму, сохранила форму лошади, – но тут же опустилась обратно. Дядя Эл вернул пистолет в карман и прошел туда, где лежали лошади. Только увидев дядю Эла рядом с лошадьми, Джим понял, насколько они большие. Это были огромные животные, больше любого мула, которого он когда-либо видел. Казалось, что, если бы дядя Эл смог уговорить их подняться и надеть на них сбрую, они смогли бы весь сарай потянуть за собой. Дядя Эл долго смотрел на мертвых лошадей, не обращая никакого внимания на зловонный запах.
Вместо того чтобы повернуть обратно в Элисвилл, дядя Эл из Флоренса поехал в Миртл-Бич. Он сказал, что никогда не видел океан, и подумал, почему бы теперь не посмотреть. Такое поведение для дяди Эла было необычным, так как дома его ждала работа. Но Джима это изменение планов вполне устраивало: он ведь тоже никогда не видел океан.
Шоссе, на которое они вскоре выехали, вело вниз, в прибрежную низину. По обе стороны дороги во многих местах стояла темная вода. Из нее торчали корявые серые деревья, и мох длинными змеями свисал с их веток. Болота осушали черными речками, чьи воды, казалось, застыли без движения, задыхаясь от коряг. Им долго пришлось ехать по этим местам, и Джим был рад, что они не останавливались. Когда дорога выходила из болота, к ней подступали небольшие селения с полуразвалившимися хижинами. Во дворах бегали цыплята и маленькие, грязные дети. Своры собак всевозможных цветов и размеров свирепо вылетали из-под крыльца и играючи преследовали грузовик, щелкая зубами у его шин. Около каждого такого поселения имелись широкие плантации хлопка или табака. Рабочие в соломенных шляпах или ярких головных повязках, подняв головы от рядов посадок, рассматривали проезжавший мимо необычный грузовик. Время от времени попадались утопающие в деревьях большие белые дома; они стояли гораздо дальше от дороги. Джим подумал, уж не скупил ли банк и эти места. Тогда их обитателям придется разбежаться по сараям и пастбищам, убивая на своем пути все, что попадется на глаза. Впервые с того момента, как они покинули Элисвилл, Джим почувствовал, что его тянет домой. Хорошо, что он не живет в Южной Каролине, подумал он.
В конце концов, они уехали от болот и плантаций и оказались на песчаной равнине, где, за исключением сосен, не на чем было остановить взгляд. Но когда они наконец выбрались и оттуда, перед ними раскинулся океан. Джим поймал ртом воздух, и тот так и остался у него в горле, словно боялся выйти наружу. Несколько раз он пробовал перевести дыхание, но не мог. Ему захотелось, чтобы хоть на какой-то момент, пока он не привыкнет к тому, что увидел, океан бы оставался неподвижным. Но волны поднимались рядами и набегали на широкий белый пляж, как гурьба мальчишек, собравшихся перепрыгнуть канаву. Каждая волна поднималась, делала разбег, потом бросок на прибрежный песок в сторону Южной Каролины. И каждая волна в своем рывке и падении казалась Джиму похожей на разгневанный вздох бога.
– Ну вот, это он, – сказал дядя Эл.
– Это он, – отозвался Джим.
– Атлантический океан.
– Да, сэр.
– Как это удивительно: человек может прожить всю жизнь, вовсе не думая, что есть что-то такое большое.
– Да, сэр.
– Наверное, мы изучали это в школе, но я не запомнил. Не помню, когда я в последний раз думал об океане.
– Да, сэр.
– И вот он перед нами.
– Да, сэр.
Они вышли из грузовика и через дюны направились прямо к пляжу. Дюны были покрыты порослью дубовых деревьев особой разновидности; в их ветвях шумел морской ветер. Дядя Эл остановился и стал их рассматривать. Джим постоял сначала на одной ноге, потом на другой, но дубкам не уделил никакого внимания. Песок обжигал ноги. Когда они дошли до пляжа, песок стал прохладнее, но рев волн казался здесь свирепее, чем в дюнах. Джим ощущал привкус соленой воды, разбивавшейся о берег и пропитавшей воздух. Он подошел ближе к дяде и схватил его за руку.