Мальчик и его собака перед концом света

Наконец ее взгляд снова остановился на мне, и она заговорила.

«Эскилья до травек ву?»[13] — произнесла она.

Я понял, что это вопрос.

«Эскилья до травек ву?» — повторила женщина, снова оглядывая кусты.

Я понятия не имел, что это означало.

«Я не понимаю вас», — сказал я.

Но я понял, что означало ружье, когда женщина направила его на меня и кивком велела выйти из зарослей. Она вывела коня на открытую землю и потянула веревку с Джипом. Он остался стоять рядом со мной. Я погладил терьера по спине.

Интересно, слышала ли женщина за шумом дождя, как билось мое сердце.

Взмахом ружья она велела мне следовать за ней и скривила лицо, словно мое молчание причиняло ей реальную боль.

«Вит[14], — сказала женщина. — Вит».

«Хорошо, — ответил я. — Иду».

Глава 18 Джон Дарк

Кабан был мертв. Пуля вырвала огромный кусок плоти из его морды. Такая же рана зияла на его задней ноге, только не такая свежая. Тогда я еще не знал, что это не было совпадением. Женщина попыталась убить кабана накануне, но лишь ранила его. Если Фёрг был прав, и боль раненой жертвы обрушивала на тебя проклятья, то эта женщина тонула в них. Кабан погиб жестокой смертью. Он напал на меня, но теперь я с грустью смотрел на его измученную тушу. Ему было больно. Человек причинил ему страдания. Я не винил его в том, что он напал на первого встречного.

Но я быстро забыл о нем. Слишком много нового было вокруг. Например, лошадь женщины. Другие две лошади позади нее, без ездоков, связанные веревкой вместе и навьюченные большими сумками. Все они были бледно-серыми, с белыми пятнами и длинной белой гривой. Они были гораздо крупнее маленьких пони на островах. Лошади спокойно стояли, нисколько не заинтересованные в моем появлении.

«У сон лезотр?»[15] — спросила женщина, кивнув в сторону деревьев. Она снова поморщилась, и я понял, что ей действительно больно.

«Я не понимаю», — произнес я.

Дождь закончился, и женщина сняла капюшон. Моей первой мыслью было то, что ее волосы сочетались с мастью лошади — такие же серые, длинные и неукротимые на ветру. Потом я подумал, что на самом деле у незнакомки было два лица: одно старое и потрепанное временем, другое живое и юное, возникшее лишь на секунду.

Она снова поморщилась и показала на мертвого кабана.

«Салло![16] — процедила она, сплюнув. — Пьютэн де санглье[17]».

Женщина плюнула на кабана и развернула лошадь. Тогда я увидел, что заставляло ее морщиться при каждом движении.

Другая сторона лошади порозовела от крови. Я решил было, что животное ранено, но, проследив взглядом выше, понял, что ошибся. В ягодице женщины зияла глубокая рана, которую она пыталась перевязать шарфом.

Я не ожидал встретить кого-то на суше — по крайней мере до тех пор, пока не доберусь до дома Брэнда. Я вырос в абсолютной уверенности, что материк опустел. Это казалось логичным. Как я уже говорил, на наших уроках математики папа заставлял меня считать, как мало людей осталось в мире. Мне казалось, что на суше что-то произошло, и она стала непригодной для жизни. Пока что я не встретил ни одного доказательства этому и не знал, правда ли это или лишь история, которую бабушка и дедушка рассказывали нам, чтобы мы были в безопасности на краю света, пока беби-бастеры не умрут. Я был довольно послушным ребенком, но, наверное, все дети хотят нарушать запреты и трогать то, от чего их просят держаться подальше. Наверное, так зародилось мое тайное желание повидать запретный мир. Даже теперь, став старше, я испытывал радость оттого, что отправился в это приключение, пусть мной двигал праведный гнев. Хотя я не ожидал встретить человека, я представлял, как это произойдет. Но я даже не предполагал, что мы не сможем поговорить.

Наверное, ты бы ожидал этого. Все-таки ты жил в мире, населенном людьми, которые говорили на самых разных языках. Теперь, глядя на твою фотографию, я понимаю, что даже не знаю, смогли бы мы поговорить. Мне всегда казалось, что ты говорил на том же языке, что и я. Но, возможно, ты был родом из другой страны, как эта женщина. Эта земля не принадлежала ни ей, ни мне. Как я узнал позже, она прибыла по морскому каналу, отделявшему наш материк от еще более крупного материка на юге. Женщина была француженкой. Но сначала я узнал три гораздо более важных вещи о ней: она была серьезно ранена, она нуждалась в помощи, и она очень любила командовать. Ее можно было назвать властной. Она вела себя так, словно управляла целым миром. И меньше всего она любила показывать свои слабости.

Поначалу нам пришлось нелегко. Женщина расстроилась и даже слегка обиделась, что я не говорю на ее языке. Это казалось странным, потому что позже она дала мне англо-французский словарь из своих запасов. Она бы не носила его с собой, если бы не предвидела проблемы. Благодаря книге мы перешли от общения жестами к общению жестами и поиску слов в словаре. Но это произошло гораздо позже — после того, как она заставила меня возвести палатку и с болью слезла со своей лошади.