Мальчик и его собака перед концом света

Ее палатка была прямоугольником из вощеного хлопка с отверстиями и металлическими кольцами, через которые проходили длинные веревки. Женщина показала мне, как привязать их к двум деревьям, и кинула несколько алюминиевых колышков, которые крепились к ткани, создавая подобие покатой крыши. Затем она заставила меня отойти, снова махнув ружьем, и слезла с лошади. Наверное, ей не хотелось, чтобы я видел, как она морщилась от боли. Ее властность в первую очередь означала гордость несмотря ни на что.

Я хотел помочь ей, но она снова отмахнулась.

Женщина шагнула к одной из своих лошадей, собираясь достать что-то из сумок, но споткнулась и с криком рухнула на землю.

Она упала на ружье, задыхаясь от боли. Я бросился к ней и достал ружье из-под нее. Не самый вежливый поступок, но мне хотелось как можно быстрее убрать оружие, чтобы она не схватила его первой.

Женщина ахнула, зарычала и едва не прожгла меня взглядом.

Если бы я действительно был хорошим человеком, я бы постарался сразу помочь ей. Но я не хороший человек. Я — это просто я. Самый обычный человек. Поэтому первым делом я достал нож и освободил Джипа. Затем я проверил, почему он хромал. Рана не была глубокой, но огибала его переднюю лапу почти целиком, словно он угодил в капкан. В знак благодарности Джип лизнул мою руку, потом посмотрел на женщину и снова на меня.

«Я знаю», — сказал я.

Я открыл ружье и увидел один патрон — тот, которым женщина убила кабана. Значит, она блефовала, угрожая мне ружьем. В глубине души я не боялся ее, но был рад убедиться в собственной безопасности. Я бросил ружье на землю и направился к лошадям с сумками.

Женщина начала кричать, но ее голос был слабым, и я проигнорировал ее. Я нашел ее спальный мешок и отнес его в палатку. Затем я показал на него и жестами объяснил женщине, что я помогу ей лечь. Она ударила меня по рукам, когда я попытался дотронуться до нее. Я отпрянул и постарался успокоить ее жестом. Эти жесты я использовал, когда приближался к полудиким пони на островах, собираясь накинуть лассо на них. Спокойным голосом я сказал женщине то же самое, что говорил этим животным.

«Все хорошо, — произнес я. — Все хорошо. Я не причиню вам вреда».

Возможно, благодаря интонации женщина позволила мне отвести ее в палатку. Я уложил ее на спальный мешок и попытался осмотреть рану, но она махнула рукой в сторону лошадей. Теперь она почти не говорила — наверное, потому что с трудом сдерживала боль. Я понял, что лошадей надо развьючить, стреножить и отпустить пастись. С пряжками сумок пришлось повозиться, но веревки лежали сверху, и лошади, приученные к этому, спокойно позволили мне связать им ноги. Затем они разбрелись по поляне и начали с шумом жевать траву.

Тяжело дыша от боли, женщина показала мне нужную сумку, в которой лежали аптечка и словарь. Содержимое ее аптечки отличалось от моей, но там были чистые бинты и множество незнакомых мне трав и мазей. Она отобрала их у меня и занялась своей раной. Это оказалось проблемой, потому что она не дотягивалась до нее. Она могла лишь обвязать себя тканью, но не обработать рану.

Я жестами показал, что должен осмотреть рану сам. Женщина раздраженно тряхнула головой. Я взял словарь. Хотя позже я воспользовался им еще не раз, я помню свое первое слово — инфекция. На французском оно писалось так же, как и на английском. Я удивленно ахнул. Я показал женщине строчку с этим словом, и у нее задергался уголок рта.

«Инфекция, — сказал я. — Если не промыть рану, появится инфекция. А вы не дотягиваетесь до раны».

«Анфексьон», — повторила она.

Я снова взял словарь и нашел следующее слово. Тогда я показал на себя, затем на женщину, затем на слово. Она прищурилась, разглядывая его.

«Идэ»[18], — прочитала она.

«Да, — ответил я. — Я идэ вам».

Женщина уставилась на меня своими глазами, старыми и юными одновременно.

«Окей», — сказала она.

«Окей», — повторил я.

Она кивнула в сторону словаря, и я протянул ей книгу.

Женщина нашла слово «чистый». Затем «закрыть». Наверное, я выглядел растерянным, потому что она нетерпеливо цокнула языком и показала на другое слово.

«Шить».

Женщина показала на свою рану. И поморщилась.

Шить.

Она порылась в своей аптечке, неодобрительно цокая языком, но так и не нашла вещь, которую искала.

Я достал из своего рюкзака мед и показал ей.

«Окей», — сказала женщина. Она сказала что-то еще, но я был слишком занят разведением костра. Наконец она замолчала. Ее лицо становилось таким же серым, как ее волосы. Приближалась ночь. Мне хотелось обработать рану до наступления темноты. Она была большой и глубокой. Я собирался промыть ее и проверить, нужно ли зашивать ее. До наступления темноты мне предстояло многое успеть.

Спустя некоторое время женщина перестала раздавать команды. Наверное, она одобрила мои действия. Я разжег костер и поставил на огонь две кастрюли с водой. Спустя десять минут я положил бинты в воду. Пока бинты кипятились, я сделал подставку из березовых веток, чтобы высушить их над огнем. Чтобы кипяченая вода остыла быстрее, я переливал ее из одной кастрюли в другую.