Мальчик, идущий за дикой уткой

Ночной Берлин в огне. “Где там Рейхстаг?” – интересуется Сталин. Маршалы прильнули в окнам. Чипилия всматривается в огненные взрывы, показывает на здание Рейхстага. “Там Адольф Гитлер? Симон, чуть пониже, сделаем круг!” – “Опасно, Иосиф Виссарионович!”

И в этот момент что-то взорвалось. Артиллерийский снаряд попадает в левое крыло самолета, крыло отваливается, словно оно из фанеры. Вспыхнули фашистские прожекторы, самолет стало крутить.

Симон Чипилия пытается что-то сделать, но самолет падает. Маршалы и генералы не скрывают своей растерянности, кто-то кричит. Чипилия посмотрел на Сталина, тот бледен, сжал губы, шепчет: “Симон, брат, придумай что-нибудь. Упасть на Рейхстаг и так кончить жизнь очень не хочется”.

Самолет несется к земле. И тут Чипилия делает следующее. Вот его рассказ: “Я что есть силы ударил кулаком в левое окно, разбил его и просунул наружу руку, вытянул ее… Рука как крыло! Чувствую, самолету понравилась моя идея. Я растопырил пальцы, вижу – самолет летит уже не к Рейхстагу, а над берлинскими крышами, летит, а не падает. Я тяну на себя штурвал, самолет тяжело, но поднимается. Смотрю на Сталина. Он тоже почувствовал, что мы не попадем на ужин к Адольфу Гитлеру. Трассирующие пули то справа разрываются, ослепляя меня, то слева. Маршалы и генералы вжались в кресла, молчат. Хочу оглянуться, посмотреть, что делает красавчик Рокоссовский и что в эти минуты делает моя… нет, не моя Тамила.

Мы сбежали от фашистской артиллерии. Поднимаемся вверх, в холодное майское ночное небо. Рука ноет, ей очень нехорошо. Вся кровь оттекла. Мы летим. И вдруг Тамила падает мне на колени, вытягивает обе свои длинные руки в холодную темноту, кричит: “Убери свою! Отморозишь!” – “Нет, Тамила!” Она силой втянула мою руку. Мы летим. Садимся на военный аэродром. Тамила держала свои ледяные руки, пока шасси нашего самолета не ударились об бетон.

“Он безумный!” – сказал Мамука. “Он мне надоел!” – сказал Бесо. Но они все же пошли в следующую субботу в стекляшку “У Платона”. Пошел и мой папа, и двоюродный брат Карл. Мама возмущалась: “Что вас так тянет туда? Бесплатное угощение? Вы такие же жалкие нахлебники, как и эти типы с турбазы”.

Они вернулись в три ночи. Говорили о каком-то тигре, который до войны бродил по ночному Тбилиси. И этого тигра убил Симон Чипилия. “Откуда тигр в Тбилиси? Сбежал из зоопарка?” – спросила мама. “Нет, забрел из Индии. Такое бывает, редко, но бывает”. Мама с папой шептались в постели. “Представляешь, вышел из джунглей и побрел через всю Индию, Пакистан, Афганистан, Иран, до Грузии. Брел бы дальше, но Кавказские горы его остановили”. Мама спросила: “И зачем? В Индии так хорошо!”

Я тоже ничего не понял про тигра, бредущего по планете. Папа сказал, что тигр три дня прятался в тбилисских подвалах, ночью ходил по улицам, даже забрел в летний кинотеатр Дома офицеров, там началась паника, потом он прыгнул в Куру, забрался на паром и отгрыз паромщику ягодицу. Вновь вернулся в город. По улице Дзеладзе ехал последний трамвай, тигр запрыгнул в него и, к ужасу сонных пассажиров, пошел по вагону. Тут начался Хичкок. Папа смаковал, рисуя жуткие картинки. “А что Чипилия?” – спросила мама. Я не услышал ответа. Папа встал, он перепил и искал аспирин. Потом ему захотелось кислого, он вышел во двор и камнями начал сбивать с дерева айву. Мама спустилась за ним. Они долго не появлялись, я заснул. За стеной храпел Мамука.

Он стал инициатором шутки, которую две недели спустя разыграли с Чипилией. У тирщика был день рождения. В стекляшке Платона за расстроенное пианино сел Мамука. Бесо в женском платье, на каблуках, с накрученными волосами изображал Еву Браун, а Карл, вытаращивая глаза, изображал разведчика Чипилию. При этом все они исполняли куплеты, воспевая подвиги Великого Воина. Они готовились к этому театральному действу. Ева Браун—Бесо пела, танцуя в объятиях Чипилии-Карла: “Прижми меня к себе, мой воин, покажем… одиннадцать раз покажем Адольфу Гитлеру, что такое грузинский любовник!” Появился Гитлер, завсегдатай турбазы Гоглико Баркалая, работник местной сберкассы, очень похожий на застрелившегося пять лет назад фюрера. Он тянул за руку Еву Браун, та пела: “Адольф, спаси меня от этого кавказского орангутанга”, – и тут же молила советского разведчика: “Чипилия, спаси меня от этого импотента”. Звучало аргентинское танго, троица танцевала, подкидывая вверх ноги, как в канкане. Зрители смеялись. Потом летчик Чипилия, маршалы и Сталин кружили над Берлином, разглядывали Рейхстаг, а Гитлер стрелял из пистолета, целясь в самолет Сталина. Вот он попал, и Чипилия, разбив стекло, вытянул руку, а осетинка Тамила села ему на колени, и они в три руки не дали самолету упасть. Смеялись все, только не Чипилия.