Мальчик из Бухенвальда. Невероятная история ребенка, пережившего Холокост

Мы миновали пастбище, где цвели одуванчики и золотарник, и вышли на луг, за которым начиналась проселочная дорога. В молчании, мы широким шагом двинулись по ней к тропинке, ведущей в лес. И тут бросились бегом, наперегонки, сорвав с себя рубашки и обвязав вокруг пояса. Мы все еще были худые, как щепки, практически без мускулов, но мчались с такой скоростью, что могли бы соперничать с Джесси Оуэнсом, чернокожим американским бегуном, про которого Яков рассказывал нам с Абе в Бухенвальде. Джесси Оуэнс сильно оскорбил Адольфа Гитлера, завоевав четыре золотых медали на Олимпийских играх 1936 года в Берлине. В Скаржиско-Каменны у нас не было радио, и я ничего не знал про Джесси Оуэнса до Бухенвальда.

Тропинка привела нас к еще одному проселку, по обочинам которого росли ромашки и лаванда, вечнозеленые кустарники и раскидистые ивы. Салек напомнил, что сходить с дороги небезопасно, потому что, как на северном побережье Франции, тут могут быть мины. Но нам не было до этого дела. Что нам смерть, если мы и так уже умерли.

Изображая американских солдат, мы стали целиться в стороны из палок и вроде как стрелять по нацистам. Мы петляли между деревьями, перебирались через ручьи, прыгая по камням или стволам поваленных деревьев, покрытых иссиня-зелеными лишайниками и мхом, словно это были мосты.

Мы наткнулись на заросли дикой вишни и малины и, не обращая внимания на кровоточащие царапины от шипов, рвали ягоды и ели их, пока языки у нас не сделались фиолетовыми. Набив ягодами животы, Абе и Салек стали стрелять из рогаток, сделанных из старых автомобильных покрышек. Они целились в лесных голубей и прочую живность.

Наконец мы вышли на прогалину и устроились отдохнуть на длинном плоском камне. Абе с Мареком предложили устроить костер. Мы с Салеком набрали хвороста и с помощью спичек, которые захватил Абе, разожгли огонь, на котором поджарили хлеб, припасенный с завтрака.

После этого мы какое-то время сидели тихо, глядя на огонь.

В тишине мне вдруг вспомнился поезд из польского Ченстохова в Бухенвальд: по мере того как люди в вагонах для перевозки скота умирали, у остальных появлялось место, чтобы присесть и даже вытянуть ноги. Кому-то удалось раздобыть банку тушенки, но ее никак не получалось открыть, поэтому тот человек разжег костер на полу вагона. Он бросил банку прямо в огонь, надеясь, что от жара крышка вскроется. Я подобрался поближе, чтобы согреться, потому что все происходило в январе, в морозы, а у меня из одежды была только лагерная роба. Банка взорвалась. Кипящее мясо брызнуло мне в лицо. Я закричал. Мне показалось, что я ослеп. Боль, физическая боль была такой сильной, какой я ни разу еще не испытывал. Мне хотелось умереть. Я обернулся к другому мальчишке из того же вагона, по имени Абе, и попросил взять крышку от банки и перерезать мне шею, чтобы я истек кровью до смерти. Так мы с Абе и подружились. Он отказался меня убивать.

Я, однако, был уверен, что как только мы прибудем в Бухенвальд, меня казнят. Мое лицо, как бы Абе и другие люди, которые ехали с нами, ни старались приукрасить ситуацию, полностью обгорело. Я чувствовал, как распухли у меня глаза и щеки, покрытые язвами. Нацисты наверняка сочтут меня больным, негодным к работе.

В лагере после регистрации нас с Абе подвели к ряду больших бочек с белым раствором – по словам кого-то из заключенных, это был дезинфицирующий состав против вшей. Мне приказали снять всю одежду и залезть в бочку.

Я сидел в металлической посудине, поджав ноги, весь трясся и тяжело дышал, убежденный в том, что если охранники увидят мое лицо, они меня тут же расстреляют. Один из них, в синей форме и черном берете, подошел ближе. Он посмотрел мне прямо в глаза. Похоже, мой последний миг настал. Длинной палкой, похожей на трость СС, он толкнул меня вниз, заставив полностью погрузиться в жидкость.

Он решил меня утопить.

Боль от соприкосновения ожогов на лице с дезинфицирующим раствором пронзила все мое тело. Я закусил губу, чтобы не закричать, и ощутил во рту вкус крови.

Но тут давление палки ослабело. Я всплыл на поверхность. Огляделся по сторонам. Охранник перешел к следующей бочке и теперь проверял другого заключенного.

Неужели я опять избежал смерти?

Дезинфицирующий раствор спас мне жизнь, потому что из-за своей едкости прижег раны. Мое лицо немедленно начало заживать.

Мы вышли назад на дорогу; вороны кружили у нас над головами, громко каркая, словно разговаривали с нами.

Пройдя еще с час, в течение которого мы то кричали, то ругались, то истребляли лесных обитателей – преимущественно наступая на жуков и улиток, поскольку стрелять из рогатки толком не научились, – мы оказались в небольшом городке. Дома там были крошечные, как у нас в Скаржиско-Каменне, с выцветшей краской, обветшалой штукатуркой и покосившимися заборами. Один стоял со всех сторон в строительных лесах.

– В этих местах шли бои между союзниками и нацистами, – объяснил Салек.

Джо, вообще немногословный, сказал, что хочет стать генералом, как Джордж Пэттон или Уолтон Уокер из американской армии. Оба они приезжали в Бухенвальд.