Когда я открыл глаза, мой взор наконец-то прояснился, мир вокруг обрёл чёткость. И тогда я увидел, что из кузова на меня смотрят глаза. Янтарные глаза тигра. Его связанные лапы были примотаны к палке. Он лежал на окровавленном мешке с вывороченным языком. И я помнил эти глаза. Глаза того тигра, который шёл с нами по джунглям, который являлся мне во сне. Глаза моего тигра.
Только теперь эти глаза потухли. Тигр, жуткий страх, больше не горел в ночных лесах.
6
«Он тут вроде Господа Бога»
Сгущались сумерки. Пикап, вих-ляя в грязи, приближался к убогому посёлку. По всей долине и по склонам холмов рассыпались покосившиеся хибарки; всюду горели костры. И на сколько хватало глаз, в долине были вырублены все деревья – голая земля и камень, бурая язва на зелёном теле джунглей. Меж холмов бежал мутный ручей.
И везде были люди – мужчины, женщины, дети, десятки, сотни. Они копошились в сумрачной долине, как муравьи. Бо́льшая часть долбила кирками склоны холмов; кто-то занимался промывкой; некоторые – в основном дети – с трудом тащили наверх тяжёлые ноши. Многие из них были перемазаны в грязи по пояс. Я подумал, что здесь, должно быть, что-то добывают, только не понятно что. Всю долину окутывал едкий дым. Слышались выкрики – пронзительные, сердитые – и детский плач. Похоже, меня доставили в ад, в обитель зла и скорби.
Пока продолжалась эта кошмарная поездка, я изо всех сил старался не смотреть на тигра. Потому что стоило мне посмотреть, и к глазам подступали слёзы. Но как на него не смотреть, если он лежал, распростёртый, вот тут, возле меня? Я твердил себе, что нельзя реветь, нужно держаться, ведь я теперь единственная опора для малышей-орангутанов. Нужно думать только о них, а всё остальное выкинуть из головы. Сейчас им нужно мамино объятие, мамина любовь и самое главное – мамино молоко. Малышам ужасно хотелось есть, и они при первой возможности отчаянно присасывались к моим пальцам и локтям. Не найдя молока, они цапали меня зубами, а это было больно.
Больно не больно, но приходилось терпеть и позволять им сосать мои руки. Сытости им это не прибавляло, зато хоть какая-то поддержка. Лучше, чем ничего.
Пикап ехал всё медленнее; рядом с ним бежали десятки людей. Наконец он остановился. И тогда я заглянул тигру в глаза и смотрел долго-долго. Ведь больше мы, наверное, не увидимся. Я так с ним прощался. И в его глазах, что поблескивали в свете костров, я черпал силу и мужество, которые мне вот-вот потребуются перед лицом пока ещё неизвестно какой опасности. Что бы ни случилось с нами, что бы эти люди с нами ни сделали, эти похитители, эти убийцы не увидят моих слёз. Ни единой слезиночки. У меня было ощущение – очень сильное ощущение, – что тигр вверил мне не только судьбу троих малышей, которых я качал на руках, но и судьбу всех джунглей. Теперь я был их защитником.
Меж тем нас окружила возбужденная толпа; все толкались, чтобы получше нас разглядеть, – меня, орангутанов, мёртвого тигра. Но я был к этому готов. Я не дрогну, не буду ёжиться от страха. Я ухватился за решётку и дерзко посмотрел на них – на каждого в отдельности. Толпа с восторженными воплями вытащила сначала тигра. Как ни пытался я сдержаться, слёзы всё равно подступили, пока они тащили его, привязанного к палке, безвольного, с болтающейся головой. Затем они вытащили из машины клетку и куда-то понесли нас. Покачиваясь, как и тигр впереди, мы плыли в клетке через галдящую толпу. Маленькие орангутаны плакали от страха, и мне нечем было их утешить.
Растущая толпа проводила восхищённым взглядом тело тигра и обернулась к нам. Слышались глумливые смешки. Люди колотили палками по прутьям клетки, тыкали и толкали нас. Они строили нам рожи, и дети потешались над нами, высовывая языки. Все орали, визжали и улюлюкали. Некоторые победоносно палили из ружей в воздух. С каждым выстрелом малыши теснее прижимались ко мне, прятали личики у меня на груди, под мышкой, на шее.
Я смотрел на толпу решительным немигающим взглядом и всё это время, словно мантру, читал про себя первые строки из стихотворения про тигра:
И эти слова звучали как призыв у меня в голове. Они не давали угаснуть моему мужеству, поддерживали мой боевой дух.
Путешествие через крикливую толпу стало настоящей пыткой для маленьких орангутанов. Наконец клетку поставили возле расшатанной деревянной лачуги с двумя дымящими трубами – по одной с каждой стороны. Судя по запаху и виду, это у них было что-то вроде кухни. Я заметил внутри на огромной плите несколько сковородок, от которых поднимался пар. Снаружи, под козырьком крыши, был длинный низкий стол, весь заваленный мелко порезанными овощами и фруктами. Видно, те, кто готовил еду, всё побросали в спешке и побежали глазеть на нас.