— Предполагаю, что от Мейнардов.
— Вы не должны были такого допустить.
— Я же сказал: они меня уволили. — Понизив голос, Гэвин добавил: — К тому же вы говорили, что на записях нет ничего серьезного.
— Если другие утечки не серьезнее этой, все будет хорошо.
— «Если»?
— Что?
— Вы сказали: «Если». Что еще есть на этих записях?
— Вызывайте машину, — сказал Расти Эггерс. — Поеду к Мейнардам.
Уайлд был в библиотеке с Делией и Дэшем, когда начались выпуски новостей. Они молча смотрели срочные новости.
Когда начался первый перерыв на рекламу, Уайлд сказал:
— Предполагаю, что нам показали тот самый компромат.
— Мы не хотели публиковать эту запись, — сказала Делия.
Она встала и направилась к двери.
— Ты что, не будешь досматривать? — удивленно спросил Дэш.
— Уже насмотрелась. Хочу подышать воздухом.
Делия ушла. Уайлд поднял глаза на витражный потолок библиотечной башенки. Уже стемнело, но цветное стекло все еще сияло, словно под лучами солнца. Уайлд по-прежнему считал, что атмосфера здесь какая-то искусственная. В такой огромной библиотеке должен стоять затхлый запах старины, кожаных переплетов и сухого дерева.
— Надеюсь, этого хватит.
Дэш обращался то ли к Уайлду, то ли к самому себе. Больше в комнате никого не было.
— Хватит для чего? — спросил Уайлд.
— Чтобы похитители остались довольны. Чтобы кампании Расти пришел конец.
Этого Уайлд не знал. И еще он не знал, что сейчас чувствует Дэш: сожаление или злорадство. По голосу ясно было, что он напуган.
— Как считаете, что здесь происходит? — спросил Уайлд.
— Простите?
— Насчет вашего сына — думаете, его и правда похитили?
Дэш, сложив руки на груди, откинулся в кресле:
— Мы с Делией пришли к выводу, что лучше не нарываться на неприятности.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Другого ответа дать не могу.
— Вы ведь решили выложить эту запись не только из-за письма, верно?
— Не понял?
— Отныне на вас не будут давить, — сказал Уайлд.
— О чем вы говорите? — раздраженно спросил Дэш.
— СМИ требовали, чтобы вы опубликовали записи с Расти Эггерсом. Вам проходу не давали: «Прими правильное решение, докажи, что ты настоящий патриот». Это никогда бы не закончилось. Никакой частной жизни. Никакой свободы — в полном смысле этого слова. Беспрестанное давление на вас, ваш бизнес, вашу семью. Но теперь, когда запись опубликована, все закончилось. Думаю, вы вздохнули с облегчением.
Дэш отвернулся к телевизору:
— Не хочу показаться грубияном, но вы не могли бы на какое-то время перейти в другую комнату? Мне хочется побыть в одиночестве.
Уайлд встал и направился к двери. Когда он вышел в коридор, зазвонил сотовый.
На экране высветилось имя: НАОМИ ПАЙН.
Уайлд поднес телефон к уху:
— Алло?
— Здравствуйте, Уайлд.
— Наоми? — Сердце у него забилось чуть быстрее.
— Перестаньте нас искать, ладно?
— Наоми, ты где?
— У нас все в порядке. Нам ничего не грозит.
— Крах с тобой?
— Мне пора.
— Погоди…
— Прошу. Вы все испортите. Мы не хотим, чтобы нас нашли.
— Наоми, ты ведь уже пробовала.
— Что пробовала?
— Когда решила участвовать в челлендже, — сказал Уайлд. — Помнишь, что ты мне тогда сказала?
— В подвале?
— Да.
— Сказала, что хочу все изменить.
— И еще кое-что.
— Сказала, что хочу изменить все раз и навсегда. Совершить серьезный поступок, чтобы стереть прошлое и начать с чистого листа.
— Этим ты сейчас и занимаешься, да?
— Знаю, что вы скажете. Не получилось в тот раз, не получится и в этот.
— Вовсе нет, Наоми. Я в тебя верю.
— Уайлд?
— Слушаю.
— Прошу, если хотите помочь, просто оставьте меня в покое.
Расположившись на заднем сиденье, рядом с Гэвином, Расти Эггерс то сгибал, то разгибал больную ногу. Гэвин видел, как Расти полез в карман, достал жестяную коробочку, открыл, вынул из нее две пилюли, закинул в рот, проглотил. Повернулся к Гэвину. Взгляд у него был стеклянный.
— «Тайленол», — объяснил Расти.
Гэвин ничего не ответил. Расти взял телефон, набрал номер и сказал:
— Привет, это я. Не нужно объяснений. Еду к тебе. Слышал, у тебя охрана, так что встреть меня… да, именно. Спасибо.
— Не расскажете, что тут вообще происходит? — спросил Гэвин Чеймберс.
— Помните, мы обсуждали теорию подковы применительно к политике?
— Да, конечно.
— Раньше почти все американцы были, так сказать, в центре подковы. Поэтому все эти годы Америка сохраняла равновесие. Левые и правые в достаточной мере сблизились — разногласия между ними были, но ненависти не было.
— Так, хорошо.
— Тот мир остался в прошлом, Гэвин, и уничтожить общественный строй стало проще простого. Центр подковы погряз в самодовольстве. Эти люди умны, но ленивы. Они видят оттенки серого, понимают, что у любой медали две стороны. Что касается экстремистов, они различают лишь черное и белое. Считают такой взгляд на вещи абсолютно верным. Более того, они неспособны понять, что у медали есть другая сторона. Считают всех, кто не разделяет их точку зрения, людьми второго сорта. И готовы пролить чужую кровь за свои убеждения. Я их понимаю, Гэвин. И хочу, чтобы их стало больше. Хочу, чтобы люди из центра подковы тоже превратились в экстремистов. Чтобы сделали выбор.
— Зачем?