Мальчик, который переплыл океан в кресле

– Мальчики долго оставались под водой с прекрасной русалкой. Они любили ее всем сердцем, и она тоже любила их. Они забыли о других людях, о тех, кто еще боролся с бурей на поверхности. Они забыли о земле, до которой надо было добраться. И они забыли, что были раньше невидимы, потому что русалка видела их, а они – ее. Она пела им песни и рассказывала истории про своих предков. О том, как они странствовали сквозь бури. Но однажды, когда братья уже почти забыли о своей прежней жизни, русалка сказала им, что шторм закончился и они должны вернуться. Но мальчики не хотели ее слушать.

В дверь тихо стучат, и мы откидываем одеяло. Папа просовывает голову и просит прощения за крик. Теперь все закончилось, и нам не о чем волноваться. Это было просто досадное недоразумение, и теперь все позади. Билли словно побывал в аэродинамической трубе: волосы у него торчат под самыми разными углами.

Папа вздыхает и говорит:

– Вы не против, если я пойду прогуляться с Перл? Ей нужно подышать свежим воздухом.

– Здесь тоже есть воздух, папочка, – шепчет Билли и глубоко вдыхает, чтобы подтвердить свои слова.

– Я знаю, сынок. – Папа проходит в комнату и велит нам перебираться из кресла в кровати. – Но Перл правда надо пройтись недолго. Я бы не спрашивал, но я выйду буквально на несколько минут и как раз успею поцеловать вас перед сном, когда вернусь.

Я не успеваю остановить папу, и он возвращается к двери. Он посылает нам оттуда воздушный поцелуй. Дверь за ним закрывается.

– Ох, – вздыхает Билли и закашливается. – Как быстро.

Входная дверь тихо закрывается. Когда это происходит, квартира как-то меняется… становится страшновато. Я целую вечность жду, пока папа вернется. Даже поднимаюсь с кровати через четверть часа под предлогом того, что хочу выпить воды. На самом деле мне надо проверить, не прокрался ли папа обратно, ведь мы могли его не услышать. В гостиной пол усыпан чипсами; по столам разбросаны упаковки из-под волованов. Все внутренности упаковок вылизаны изнутри. Папа не вернулся.

Я возвращаюсь в комнату. Билли садится на своей кровати и спрашивает, почему папочка не поцеловал его перед сном.

– Ладно, сдаюсь. Я сам тебя поцелую. – Я поднимаю руки вверх и шлепаю по направлению к его кровати.

– Нет, спасибо, – отвечает Билли. – Я лучше поцелую Брайана.

Это он и делает.

Сначала мне кажется, что я сплю. Но затем острый локоть вонзается мне прямо в поясничный отдел позвоночника внизу спины (страница 72 Медицинской энциклопедии Марвела). Я резко просыпаюсь и сажусь на кровати. Лунный свет пробивается в щель между занавесками. Теперь я вижу, что меня разбудил Билли; он почему-то не лежит в кровати, как ему полагается.

– У меня животик болит, – стонет он.

Я смотрю на телефон и вижу, что опять стоит несусветная рань.

– Пойду позову папу, – бормочу я, откидывая покрывало и протирая глаза.

– У тебя не получится, – хнычет Билли, плюхаясь на угол моей кровати. – Папа от нас ушел.

Семнадцать

Поверьте на слово: мои глаза внезапно раскрылись так широко, словно в них брызнули лимонным соком. Никуда папа не мог уйти. Есть только одно место, где папам полагается быть посреди ночи. В кровати. Им полагается храпеть во всю глотку и видеть сны о том, чем еще они могут порадовать своих детей. Билли хватается за живот; оттуда раздается громкое урчание, как из гейзера. Билли облокачивается на меня и сообщает, что его тошнит. Господи Иисусе! Тогда не облокачивайся на меня, ладно?

Билли прав насчет папы. Я обошел всю квартиру. Папы нет в кровати. Папы нет в туалете. Я даже раскрыл все шкафы, хотя папа, забравшийся в шкаф, это так же вероятно, как орангутан, поместившийся в арахисовой скорлупке.

– Так не должно быть, – бормочу я скорее самому себе, чем Билли. – Если папа все еще говорит с Перл, то у него, наверно, совсем пересохло в горле.

Билли протягивает руку и сжимает мне пальцы. Я отвечаю на его рукопожатие, но нет, у нас не все в порядке. По шкале от одного до десяти (десять – все в порядке, один – не все в порядке) сейчас у нас где-то 0,0001.

– Бекет, – хнычет Билли, поднимаясь с кровати, как зомби. – В моем животе живет огнедышащий дракон.

Он встает и хватает себя за зад.

– Господибожечкимоидорогие! – воплю я, потому что Билли бежит к туалету с криками, что дракон просится наружу поиграть.

Дверь сортира грохочет о стену: Билли дернул ее нараспашку. Раздается какое-то неприятное клокотание. Я слегка морщусь, когда держатель бумаги поворачивается со скрежетом. Шумит слив.

И снова.

И снова.

Возвращается Билли с лицом цвета сырого теста. Волосы у него напоминают крохотных влажных змеек. Он говорит, что, наверно, съел что-нибудь не то на празднике. И конечно же это не:

пять подгоревших фуршетных сосисок;

два пирога со свининой;

три мини-пиццы с пепперони;

чипсы со вкусом креветок, маринованного лука и соли с уксусом; один креветочный волован (облизанный и положенный обратно на противень);

шесть грибных кармашков;

четыре капкейка с розовыми розочками;

пять бутербродов с сыром, разрезанных на треугольники, с флюоресцирующим желтым маринадом, от которого белый хлеб казался ядерным;