«Мальчик, который рисовал кошек» и другие истории о вещах странных и примечательных

Главный союзник Китая в минувшей войне, будучи глух и слеп, ничего не знал и до сих пор не знает ни о конвенциях, ни о мире. Он последовал за возвращающимися армиями Японии, вторгся в пределы победоносной империи и в жаркий сезон убил порядка тридцати тысяч человек. Он до сих пор продолжает убивать, и погребальные костры горят непрерывно. Время от времени порывы ветра приносят в мой сад этот запах дыма с холмов за городом, только чтобы напомнить мне, что расходы на кремацию взрослого человека моей комплекции составляют восемьдесят сэнов, то есть примерно полдоллара в американской валюте по текущему обменному курсу.

С верхнего балкона моего дома на всем своем протяжении до самой гавани просматривается японская улица с ее рядами магазинчиков. Я видел, как из разных домов этой улицы отвозятся в госпиталь холерные больные, а последним (только сегодня утром) был мой сосед напротив, который держал магазин фарфора. Его забрали насильно, невзирая на слезы и причитания его домочадцев. Санитарный закон запрещает лечение холеры в частных домах, тем не менее люди стараются спрятать своих больных, несмотря на штрафы и прочие санкции, поскольку государственные холерные госпитали переполнены и правила там жесткие, а пациенты полностью разлучены со всеми, кому они дороги. Но провести полицию удается не часто: она быстро раскрывает случаи сокрытия и является с носилками и носильщиками. Это кажется жестоким, но санитарный закон и должен быть жесток. Жена моего соседа с плачем шла за носилками, пока полицейские не принудили ее возвратиться в свой опустевший магазинчик. Сейчас он закрыт и, вероятно, никогда уже не будет вновь открыт своими владельцами.

Подобные трагедии заканчиваются так же быстро, как и начинаются. Лишившиеся члена семьи, так скоро, как дозволено законом, увозят свое скорбное имущество и исчезают, а обычная жизнь улицы продолжается и днем и ночью, совершенно так, как будто бы ничего особенного и не произошло. Странствующие торговцы с бамбуковыми шестами и корзинами, или ведрами, или коробками проходят мимо опустевших домов, оглашая окрестности своими привычными зазывами; с пением отрывков из сутр проходят религиозные процессии; слепая массажистка меланхолично свистит в свисток; частный ночной сторож проходит под постукивание тяжелой палки по плитам водостока; мальчик, продающий кондитерские изделия, по-прежнему бьет в барабан и печальным, сладким, словно у девушки, голосом поет любовную песенку:

Ты и я, мы вместе… Я оставался долго; но в момент расставания мне показалось, что я только что пришел.

Ты и я, мы вместе… Я все еще думаю о чае. Старым или свежим чаем из Удзи он мог бы показаться кому-то; но для меня это был чай Гекоро, чудесного желтого цвета цветка ямабуки.

Ты и я, мы вместе… Я телеграфист, а ты одна из тех, кто ждет весточки. Я посылаю свое сердце, а ты получаешь его. Что нам за дело теперь, если даже упадут столбы, если даже оборвутся провода?

А дети резвятся, как всегда. Они гоняются друг за другом с криками и смехом; они танцуют, распевая хором; они ловят стрекоз и привязывают их к длинным ниткам; они поют о тяготах войны, о том, как рубят китайские головы:

Тян-тян бодзу-ю куби о ханэ!

Иногда какой-нибудь ребенок исчезает, но те, что остались живы, продолжают свои игры. И в этом заключается мудрость.

Кремировать ребенка стоит всего лишь сорок четыре сэна. Несколько дней назад был кремирован сын одного из моих соседей. Маленькие камешки, с которыми он обыкновенно играл, лежат там на солнце точно так же, как он их оставил… Любопытна эта детская любовь к камням! В какой-то период жизни камни становятся игрушками не только детей бедняков, но и всех детей: не важно, сколько других игрушек у него будет, каждый японский ребенок хочет иногда поиграть с камнями. Детскому уму камешек представляется чем-то замечательным, да так и должно быть, поскольку даже для разумения математика нет ничего более чудесного, чем обыкновенный камень. Маленький сорванец подозревает, что камень намного больше того, чем он кажется, и это превосходное подозрение; и если бы глупые взрослые не сказали ему ложно, что его игрушка не стоит того, чтобы о ней размышлять, она бы никогда не надоела ему и он постоянно открывал бы в ней что-нибудь новое и замечательное. Только очень великий ум мог бы быть способен ответить на все детские вопросы о камнях.

Согласно народному поверью, сынишка моего соседа сейчас играет призрачными камешками в сухом ложе реки душ, пытаясь понять, быть может, почему они не отбрасывают тени. Истинная поэзия легенды «Саи-но-Кавара» заключается в абсолютной естественности ее основной идеи – иллюзорного продолжения той игры, в которую все маленькие японские дети играют с камнями.

II