Мальчик, который рисовал тени

Следующий шаг партии оказался еще решительнее. Настолько, что непреодолимое расстояние от нормальности до безумия было пройдено незаметно. Механизм хорошо смазывался идеями арийской расы, впрыскиваемыми пропагандой в малых дозах. Никого не удивляли наспех принимаемые Нюрнбергские законы или погромы, о которых объявляли плакаты на театральных тумбах. Не возмущало переселение цыган в концлагерь Марцан под предлогом очистки города перед олимпийскими играми, или желтые звезды на одежде евреев, или появление гетто. Шаг был уже сделан. Красные флаги оказались слишком привлекательными, чтобы люди могли остановиться, а страх слишком сильным, чтобы протестовать.

Теперь, глядя на «канадские» горы, сложенные из предметов быта, Гуго ясно понимал, как постепенно, исподволь строилась адская машина, шестеренка за шестеренкой, и вот уже ни одну из них нельзя извлечь. Все это пронеслось перед его внутренним взором так отчетливо, что он изумился, как можно было раньше не замечать.

– Что же мы натворили… – прошептал он, сумев наконец глубоко вдохнуть.

Мысли начали затуманиваться, морфин окутывал усыпляющим теплом, даже воздух не так удушал. Склонившееся над ним лицо Адель Краузе Гуго заметил слишком поздно.

– Герр Фишер…

Медсестра смотрела на него сквозь рыжие пряди. Из-под пальто виднелся подол форменной юбки. В руках корзинка с лекарствами, шприцами и стетоскопами. Словно во сне, Гуго видел прикрытый белым платком фотоаппарат «Лейка» и стоматологические щипцы. Зеленые глаза Адель смотрели ему в лицо. Березовая листва весной точно такого же цвета, подумал он.

– Фройляйн Краузе, – смущенно выдавил он.

Торопливо одернул рукав, попытался подняться. Безуспешно.

– Очень больно, да? – Адель подняла с земли шприц и отдала ему. – В Ирзее я видела много детей, переболевших полиомиелитом.

– А я еще собирался стать героем войны, – грустно пошутил Гуго.

– Пережить страшную болезнь – тоже героический поступок, – улыбнулась сестра. – Не волнуйтесь, я никому не скажу.

Ее щеки разрумянились от мороза, пухлые губы потрескались.

– Спасибо, – пробормотал Гуго, еще не совсем придя в себя.

– Встать сможете?

– Конечно, – бодро соврал он.

– Хорошо, а то мне надо бежать. После смерти доктора Брауна меня перевели к Менгеле. Не хотелось бы опоздать в первый рабочий день.

– Бегите-бегите, я справлюсь.

Адель удалялась, то и дело с улыбкой оглядываясь на Гуго. Казалось, ее свежесть разгоняет окружающую серость.

– До свидания, герр Фишер! – донесся ее голос издалека.

В какой-то момент она оступилась и рассыпала часть содержимого корзины. Гуго дернулся было броситься ей на помощь, но не сумел даже пошевелиться. Он почувствовал себя ни на что не годным. Давным-давно, в другой жизни, он вот так же хотел помочь девушке и не смог. Сегодня все повторилось. Бесполезный, трусливый слабак, потворствующий убийцам. Адель помахала ему рукой, – мол, все в порядке, – собрала рассыпанное и, застенчиво хихикнув, пошла дальше.

– Черт. – Гуго закусил губу и ударил кулаком по корке наста.

Наверное, он выглядел жалким. С силой потер лицо, чтобы быстрее прийти в норму. Отросшая щетина остро царапала пальцы, точно когти маленьких демонов. Интересно, когда война закончится и все это дерьмо останется в прошлом, получится ли у него посмотреться в зеркало?..

Гуго взял горсть снега, сунул в рот. Вроде полегчало. С трудом поднявшись, он отряхнул промокшее пальто и заковылял по следам Адель, приволакивая ногу. Теперь он сожалел, что попросил шофера ждать у ворот. При одной мысли о том, что придется тащиться через весь лагерь мимо бараков, делалось дурно. Не хочет он больше тут ничего видеть. Горячий душ, сытный ужин – и в койку. А утром, проснувшись, с облегчением понять, что просто видел дурной сон.

Гуго прибавил ходу. Через несколько шагов он оказался на том месте, где споткнулась Адель. В сером от пепла снегу что-то блеснуло. Он поворошил снег тростью и увидел щипцы. Такие же, какими вырывали зубы заключенным. Какие лежали в корзинке у Адель. Он нагнулся, поднял их, повертел в руке. И тут заметил, что в щипцах зажата крохотная, не больше ногтя в длину, бумажная трубочка. Аккуратно развернув ее на ладони, Гуго поймал бледный солнечный луч и прочитал едва различимую надпись: «Унион 18».

И что это означает? Щипцы, разумеется, не ответили. Положив записку во внутренний карман пальто, Гуго зашвырнул их в кусты, торчавшие из сугроба.

– К черту!

Как же ему надоели эти шифровки!

18

Йоиль перегнулся через бортик бассейна. Воду покрывал тонкий слой льда. Когда мальчик бросал в бассейн камешек или тыкал прутиком, лед трескался.

Месяц назад, только приехав в лагерь, он видел, как заключенные плавали в бассейне, хотя в Польше уже было ужасно холодно. Эсэсовцы развлекались, бросая что-нибудь на дно, а заключенные ныряли и доставали. В соревнованиях всегда побеждал Ян, польский спортсмен.