Человек не ответил, продолжая бессмысленно глядеть вверх. Вдруг он дернулся. Омерзительно завоняло. Под ним растеклась лужа черного поноса, сразу протекшего сквозь тюфяк.
– «Мусульманин», – с отвращением произнес лагерфюрер. – Так заключенные зовут тех, кто вот-вот коньки отбросит.
– Почему он не в больнице? – гневно спросил Гуго.
– А что ему там делать? – хохотнул эсэсовец. – Топливо для крематория. Скоро болезнь его доглодает. Приедет труповозка, заберет – и в ров.
Чувствуя себя беспомощным, Гуго вновь наклонился над мужчиной. Тонкий, как у Йоиля, нос, те же губы, светлые глаза. Как сказать ребенку, что у него больше нет отца? Высокого, сильного, катавшего его на плечах.
30
Гуго курил, привалившись к стене блока. Из головы не выходило морщинистое лицо Эрреры и слова лагерфюрера: «Нам крупно повезло, что у них не было ни оружия, ни взрывчатки». Слова засели в мозгу, точно червь. Наконец он понял почему. В «Унион-верке» хватало и оружия, и пороха. Заключенных водили туда на работу каждый день. Сколько взрывчатки нужно зондеркоманде, чтобы поднять восстание? «Унион 18». Восемнадцать чего? Граммов?
Он курил и наблюдал, как солнце садилось за блоками Аушвица. Сверху на землю лился тусклый печальный свет, даже снег потерял свою красоту. Рядом глухо стукнула распахнувшаяся дверь.
– Герр Фишер, – сказал голос Адель, – Фогт передал мне, что вы хотите со мной поговорить.
Гуго осмотрел ее с ног до головы. Поверх белого халата наброшено пальто. Лицо свежее, совсем девичье. Он не мог представить ее вовлеченной в Сопротивление. Адель ассоциировалась у него лишь с чистым восторгом, испытанным в Солахютте, когда он собирался ее поцеловать. Она, кажется, тоже вспомнила об этом и покраснела.
– Мне нужен помощник, хорошо знающий лагерь, – пояснил Гуго. – Где здесь можно раздобыть ампулу с цианидом?
– Ясно. – Она застегнула пальто; тон у нее сделался чуть ли не разочарованным. – На аптечном складе, где же еще. Наверняка у них есть. Сигаретой не угостите?
– Конечно.
Гуго щелкнул зажигалкой. На мгновение, защищая ладонями огонек, они вновь оказались очень близко друг к другу и оба этому улыбнулись. Не будь они в аду, Гуго сейчас повел бы ее по каким-нибудь еще уцелевшим ресторанам Берлина, целовал бы под музыку ее пахнущие «Ягермайстером» губы. Но вокруг был ад. И не просто ад, а последний его круг.
– Как вы себя сегодня чувствуете? – спросила она.
– Лучше. – Гуго пошевелил двумя ожившими пальцами.
– Рада за вас.
Улыбка Адель согрела его даже в мороз. Они пошли по улице. Курила она медленно, придерживая воротник пальто, чтобы защититься от холода, но Гуго все равно видел ее шею сквозь пряди медно-рыжих волос. Адель что-то рассказывала о каникулах в Баварии, куда ездила в детстве. Как глупо, что они познакомились в лагере смерти…
– Вот мы и на месте. – Адель показала на трехэтажное здание из красного кирпича.
Оба прошли в узкую прокуренную комнату на первом этаже. Адель постучала ладонью по стальному столу. Теснившиеся на нем каталожные ящики мелко задрожали. Человек, стоявший в глубине комнаты, оглянулся, захлопнул шкаф и подошел к ним.
– Это Сикорский, – представила его Адель. – Заведующий аптекой.
Гуго осмотрелся. У заиндевевшего окна сидел невысокий мужчина. Он записывал названия сваленных перед ним на столе лекарств, аккуратно клеил этикетки и складывал в железную коробку. В другом конце комнаты две женщины стучали по клавишам пишущих машинок, не отрывая глаз от бумаг.
– Чем могу? – Сикорский поправил на носу очки и улыбнулся.
– Мне нужно узнать, не получал ли кто-нибудь цианид в ампулах за последние, скажем, две недели.
Женщины разом прекратили печатать и обернулись.
– Цианид? – Сикорский сдвинул седые брови.
Взяв амбарную книгу, он послюнил палец и принялся листать страницы, щурясь сквозь толстые стекла очков. Пробежав по всем столбцам, причмокнул.
– Ничего, – пожал плечами он. – Были заказы на большие партии эвипана и гарденала, а цианид никто не просил.
– Вы все записываете? – уточнил Гуго.
– Конечно, это моя работа. Я должен записать любое лекарство, покидающее аптеку, что уж говорить о яде. Если бы кто-то попросил цианид, его имя было бы в книге.
– А нельзя как-нибудь добыть яд, минуя аптеку?
– Клепси-клепси! – вдруг воскликнула одна из женщин.
– Что-что? – изумился Гуго.
Сикорский сердито глянул на женщину и рявкнул:
– Пирошка, сколько раз тебе говорить, чтобы ты не болтала тут на лагерном?
– На чем? – еще больше растерялся Гуго.
– Лагерный язык, – пояснила Адель. – Люди в лагере разговаривают на множестве языков. Слова быстро перемешиваются, превращаясь в новый.
– И что же она сказала?
– Клепси-клепси, – повторил Сикорский. – Кража. Цианид могли украсть с еврейской платформы, из багажа или в «Канаде». Именно с вещевого склада к нам и прибывают остатки лекарств. Вот почему врачи из десятого гоняют вас в Биркенау, да, Адель?
Та покраснела. Гуго понял, что подобные вещи должны вызывать серьезные трения среди докторов: каждый стремился первым наложить руку на нужный препарат.
– Давайте проверим, есть ли у вас цианид, – предложил Гуго.