Мальчик, который рисовал тени

Сердце часто-часто застучало. Кому нужна какая-то подвеска, если взамен он вновь обретет свою семью!

28

Гуго смотрел сквозь ветровое стекло фургона. Впереди в снегах чернел силуэт Биркенау. На вышке видны были охранники, готовые в любой момент открыть огонь.

Шофер направил машину по главной дороге. Здесь царило непонятное оживление: туда-сюда мотались эсэсовцы на мотоциклах, кое-кто даже на лошадях. «Лоханка» догнала чадящий грузовик. Гуго заметил нечто белое, свисавшее из кузова наружу. Он с ужасом опознал человеческую руку. Грузовик остановился, Гуго различил чью-то голову и понял, что в кузове полно трупов. Ему невыносимо было видеть их в таком количестве. Обнаженные, скелетообразные, с вытаращенными глазами и распяленными ртами, словно поломанные куклы. Шофер дал по газам и объехал грузовик.

Они остановились у склада личных вещей. Выйдя, Гуго сразу погрузился в знакомый сладковато-вяжущий дым. На сей раз рвоту он сдержал. Подставил ладонь под снег. Снежинки таяли, превращаясь в пепельную кашицу.

– Кто-то жарит мясо. Да, папочка? – прозвенел детский голосок.

Гуго оглянулся и увидел белобрысую девочку с тугими косичками, в красном шерстяном пальтишке и черных лаковых ботиночках. Она держала на поводке крупную овчарку, обнюхивавшую чемодан. Другая ладошка пряталась в ладони отца, одетого в форму СС. На шее у нее висела табличка с немецкими именем и фамилией. Во избежание случайного попадания в газовую камеру, сообразил Гуго. Девочка бесхитростно улыбнулась и потерла ладошкой живот.

– Кушать хочу, папа. Сосисочку…

Мужчина засмеялся, потрепал дочь по голове. Девочка дернула поводок, овчарка побежала дальше, вдоль бесконечного рядя «канадских» бараков. Гуго долго смотрел ей вслед. Стоял, словно впав в странную клейкую летаргию, пока отец, дочь и собака не превратились в темные пятнышки, растворяясь в снегопаде. В груди опять образовалась пустота.

– Герр Фишер!

Голос фрау Браун выдернул его из ступора. Она шла, почти печатая шаг, однако на губах играла улыбка.

– Есть новости?

– А, это вы, фрау Браун.

Вместе вошли в барак, где она работала, и двинулись вперед, рассекая море заключенных. Женщины вокруг напоминали неутомимых муравьев в серых платках на низко опущенных головах. Они никогда не разговаривали.

– Итак, что нового?

Гуго вытащил из кармана подвеску, показал:

– Узнаете?

– А должна? – нахмурилась фрау Браун.

– Это лежало на полу в кабинете вашего мужа в вечер убийства. Ручаетесь, что подвеска не его?

– Не его и не моя, за это ручаюсь.

Гуго внимательно смотрел ей в лицо. Черты были спокойными, глаза ясными. Похоже, не врала. Выходит, подвеску потерял убийца. Оставалось найти владельца.

– И больше ничего? – Фрау Браун вздохнула.

– Доверьтесь мне, я обязательно доберусь до сути. Сегодня во второй половине дня еще раз допрошу Осмунда Беккера.

Фрау Браун выпрямилась, точно кол проглотила. Руки судорожно стиснули плетку. Гуго физически почувствовал ее напряжение: она испугалась, что их с Беккером выведут на чистую воду.

– Кстати, вы хорошо знаете Беккера?

– Не особенно, – ощетинилась она.

Гуго сжал подвеску в кулаке. Вспомнил объятия двух любовников, их нежное воркование под медленно падающим снегом.

– Все в порядке? – спросил кто-то сзади.

К ним приближалась Анита Куниг, подозрительно глядя на Гуго. От тусклого света, пробивавшегося в окна, родимое пятно выделялось резче, а морщины казались глубже. Она выглядела как волчица, спешащая на защиту детеныша.

– Да-да, все хорошо, – успокоила ее фрау Браун.

– Я приехал, чтобы показать вот это. – Гуго раскрыл ладонь с подвеской. – Ее нашли в кабинете Брауна. Узнаете?

Анита так и впилась взглядом в золотую букву. Казалось, родимое пятно зажило собственной жизнью и пульсирует на белой натянувшейся коже.

– Никогда не видела.

– Может быть, замечали что-то похожее у кого-то на шее? Вспомните, пожалуйста.

– Нет, – решительно ответила она. – К тому же халаты у медсестер застегнуты до самой шеи.

– Спасибо. До свидания.

Прикоснувшись к шляпе, Гуго заковылял к выходу, а обе женщины так и остались стоять одна подле другой. На пороге он раскурил сигарету, посмотрел на влажное небо. Крематории работали безостановочно, и он с ужасом понял, что Молль был прав: к вони быстро привыкаешь.

Гуго был уверен лишь в одном: фрау Браун не солгала насчет подвески.

Он докурил. От еще тлеющего окурка в снегу появилась проталинка. Бросив последний взгляд на подвеску, сунул ее в карман, взамен вытащил записную книжку, раскрыл. «Десятый блок», – гласила строчка, написанная его собственной рукой.

29

Карантинный лагерь, как его называл Фогт, был отделен от остального Биркенау рвом с обледеневшими откосами, темной замерзшей водой и мрачной оградой из колючей проволоки под напряжением. У входа ждал лагерфюрер: высокий, крепкий, с рыжеватыми волосами и обветренным лицом. Из-под кепи смотрели крохотные глазки, темные, что твои изюмины.

– Оберштурмфюрер Тристан Фогт приказал помочь вам. Следуйте за мной, герр. Десятый барак, верно?

Гуго кивнул; его трость увязла в глубоком снегу.