– Сигизмунд застал нас в постели, – простонала она. – Он был просто взбешен, никогда его таким не видела. Хотя сам изменял мне направо и налево! Я вышла за ним в сад, попросила простить, как прощала я, но он смотрел на меня с презрением и смертельной ненавистью. Сорвал с пальца кольцо, зашвырнул его в бассейн и сказал, что на людях можем делать вид, будто мы дружная семейная пара, но между нами все кончено. Я прекратила видеться с Осмундом, а потом мужа убили и… Мне было так одиноко.
– Почему вы тогда беспокоились, не найду ли я кольцо? – Гуго присел рядом, стараясь заглянуть ей в глаза.
– Потому что вы сами о нем спросили. Я испугалась, что мои отношения с Осмундом раскроются. Если бы кто-то узнал, я сгорела бы со стыда. Соврала, чтобы вы решили, будто кольцо было на руке в вечер убийства и его забрал убийца.
– Понятно.
Опираясь на трость, Гуго тяжело поднялся, протянул руку фрау Браун, чтобы она тоже могла встать. И вдруг почувствовал, какая она хрупкая, эта стальная женщина.
33
Кольцо со стуком упало на стол Либехеншеля. Вечерняя порция коньяка в стакане коменданта дрогнула.
– Беккер? – недоверчиво переспросил он. – Осмунд Беккер и фрау Браун?
Гуго молчал. Боль в животе, терпимая прежде, сделалась почти невыносимой. Точно кто-то воткнул в кишки нож и безжалостно его проворачивал.
– Никто не должен этого знать, герр комендант, – наконец сказал он.
– Разумеется.
– А еще вот это. – Гуго положил на стол подвеску. – Я обнаружил украшение под елкой в кабинете. Не знаете, кому оно могло принадлежать?
Комендант покрутил подвеску в руке.
– Нет, не знаю. Мне кажется, я никогда такую не видел. Бриллиант я бы заметил, носи его на шее кто-то из персонала. Что до заключенных, им не удается долго прятать подобные вещи. Может, она принадлежала чете Браун?
– Не им. Фрау Браун на этом настаивает.
– Итак, вы обвиняете Брунгильду Браун и Осмунда Беккера, я правильно понял?
– Я никого не обвиняю, пока не удостоверюсь наверняка. Просто сообщаю, что круг подозреваемых сужается.
– То есть Берт Хоффман невиновен?
– Хоффман идеально соответствует портрету убийцы, и вдобавок у него был доступ к цианиду. Я пока не вычеркнул его из списка.
– Что за портрет?
– Человек с хорошим образованием, затаивший обиду на Брауна, с запутанной любовной историей, которая затуманила ему разум.
– Хм. Беккер и фрау Браун любовники. А Хоффман в кого влюбился?
– Позвольте пока сохранить это в тайне.
– Для пользы следствия?
– Конечно, – соврал Гуго, решив во что бы то ни стало защитить Бетанию от этого человека. – В противном случае я не стал бы ничего от вас скрывать.
Либехеншель смотрел на него с разочарованием и одновременно с азартом.
– Хорошо, продолжайте расследование. Очень хочу, чтобы вы вернулись в Пятое управление победителем, а не получили пинок под зад – не в моем обычае так поступать, как вы, наверное, уже поняли, – рассмеялся комендант.
Гуго не смог выдавить улыбку. Мысль о возвращении в Берлин с пустыми руками не давала ему спать. К тому же в животе вновь зашевелился холодный нож. Гуго поморщился. На какое-то мгновение он увидел перед собой сразу двух Либехеншелей. Не помнил он, чтобы у первитина имелись подобные побочные эффекты.
– Так или иначе, будьте осторожны. – Комендант посерьезнел. – Подозреваю, убийца Брауна способен на все, лишь бы спасти свою шкуру. Пусть вашу еду сначала пробует кто-нибудь из заключенных.
– Ну я же не фюрер. – Гуго попытался засмеяться, но приступ тошноты оборвал его смех.
Пора было срочно убираться из кабинета. Нутро взбунтовалось.
Гуго вывернуло наизнанку. Он привалился к стене, мышцы дрожали, зубы выбивали чечетку. Пот лил градом, хотя ему было ужасно холодно. Тело скрутила еще одна судорога, его опять стошнило. Он не придумал ничего лучше, чем сунуть в рот горсть снега, чтобы хоть немного смыть кислятину. Посмотрел на лужу под ногами и увидел в ней Адель. Вот она возится у шкафчика со стаканами, наливает шнапс… Яд.
«Пусть вашу еду сначала пробует кто-нибудь из заключенных».
– Сучка…
Очередной приступ согнул его пополам. Желудок сжался так сильно, что Гуго вырвало со звериным рычанием, сразу потерявшимся в темноте. Он сплюнул, сунул в рот еще снега, и от холода коренной зуб пронзило болью. Гуго понял, что сейчас умрет прямо тут, повалившись в собственную блевотину. Представил виноватое лицо Либехеншеля, изумленное – Фогта, шушукающихся врачей. Небе, стучащего зубами. Отца, одиноко сидящего в Берлине под бомбами, без жены и сына.
Попробовал сделать шаг. Вокруг никого не было. Ряды бараков равнодушно наблюдали за ним своими слепыми глазами-окнами. От вида колючей проволоки по периметру Гуго почувствовал себя в западне.
– Герр Фишер?
Опять этот голос. Он эхом заметался среди берез, скользя между ветвей вместе с ветром.
Гуго обернулся. Адель стояла в свете прожектора, всего в нескольких шагах от густой темноты, в которой застрял он сам. Ее лицо было изуродовано тенями. Сыщику показалось, будто девушка злобно усмехается, скаля зубы.
– Подойдите, пожалуйста.