Мальчик, который рисовал тени

Казалось, его голос заметался по всему одиннадцатому блоку, смешиваясь с кислой влагой, которую источали кирпичи, с затхлой вонью помещения, никогда не видевшего солнечного света. Гуго взял стул, поставил у стены, сел, снял шляпу. Температура оставалась высокой, и ему было нелегко унять дрожь.

– Каким образом?

– Съездил ему кулаком по лбу и заставил принять цианид.

– А цианид где взяли?

– Украл в аптеке, пока лежал с бронхитом.

Гуго хлюпнул носом и закашлялся. Вчерашняя ледяная ванна вышла ему боком. Жар затопил виски, готовый вылиться наружу. В такие минуты хронические болячки могли обостриться. Гуго постарался вынырнуть из путаницы случайных мыслей и хоть как-то сохранять ясность мышления.

– Почему вы его убили?

– Все равно не поймете, – с запинкой ответил Хоффман.

– А вы попробуйте объяснить.

Санитар согнулся в три погибели и зашелся в приступе кашля – лишнее доказательство того, что именно Хоффмана Йоиль видел в коридоре с Бетанией.

– Браун затащил меня в преисподнюю. Сначала в Ирзее, потом здесь. Скажите, герр Фишер, на дворе действительно двадцатый век?

Гуго промолчал.

– Век прогресса! – Хоффман истерически засмеялся. – Я видел такое, чего не должен видеть человек, живущий в век прогресса. Как-то, вскоре после приезда в Аушвиц, я уронил банку с формалином. Открыл окно, чтобы проветрить комнату, и выглянул наружу. Там стояла семья. Отец, мать и ребенок нескольких месяцев от роду. Палач-душитель повалил на землю отца с матерью и убил. Знаете, кто такие душители?

– Нет, – ответил Гуго; во рту у него пересохло.

– Душители кладут железную палку на горло приговоренным, прыгают на нее и балансируют до тех пор, пока не сломаются позвонки. Я подумал, что эти двое совершили нечто ужасное, иначе бы их расстреляли.

– А ребенок?

– Палач раз-другой стукнул его головой о землю, точно свежевыловленного осьминога.

Гуго зажмурился. Вспомнил новорожденную, растоптанную на станции, и мерзкое чавканье. Голова закружилась, а воздух в камере сделался густым, хоть черпай ложкой.

– С того дня я возненавидел Аушвиц всей душой и решил начать бороться хотя бы при помощи треугольников.

– Как вы пришли к мысли убить Брауна?

– Никак. Потерял голову во время ссоры.

Гуго прищурился. Убийство Брауна, пусть и совершенное под влиянием эмоций, было подготовлено. Заранее обдумано и тщательно подготовлено, хотя эмоции и привели к ошибкам. Да и зачем Берту передавать записку в «Канаду»? Кому? Бетания была у него под боком, в десятом блоке, как и все прочие.

– Из-за Бетании? – спросил он.

Берт медленно поднял взгляд, помассировал руки. Он, похоже, не удивился – значит кто-то предупредил его, что отношения с француженкой раскрыты.

– У вас же был с ней роман, да?

– Я люблю Бет, это не преступление.

– Преступление, согласно законам о чистоте расы.

– Я не придерживаюсь подобных законов.

– Вы убили Брауна потому, что он насиловал Бетанию?

– Этот кабан взял ее силой! – рявкнул Хоффман, ударив себя кулаком по колену.

Санитар разнервничался, а вышедшие из себя люди совершают ошибки, выводящие их на чистую воду.

– Он совершил кое-что и похуже…

– Что именно?

– Бетания забеременела. Мой был ребенок или Брауна – кто сейчас скажет? Но о нас он не знал. Всполошился, понятное дело, и решил избавиться от Бетании. Отправил ее в тюрьму. Тогда мы с Адель убедили его, что это выглядит крайне подозрительно. Бетании сделали аборт и велели держать язык за зубами.

– Потеря крови вызвана абортом?

– Нет, – ледяным голосом ответил Хоффман, еле сдерживаясь. – Браун считал Бетанию низшим существом, но не мог противостоять своей похоти. Клауберг обо всем знал и молчал, не желая предавать своего единственного друга. Недели через две он предложил Брауну поставить на Бетании опыт по новому методу стерилизации, чтобы уберечь ее от повторной беременности.

– Какой опыт?

Невидимая рука вновь сжала желудок Гуго так, что перехватило дыхание. Под снегами Аушвица скрывался невыразимый ужас, а он зачем-то усердно их разгребает, поднимая на поверхность всю грязь.

– Радиоактивное облучение давало мало результатов, а если и давало, то спустя длительное время. – Берт, казалось, погас. – Тогда Клауберг решил поэкспериментировать с жидкостью на основе нитрата серебра и формалина, смешанной с радиоактивным контрастным веществом. Он вводит это в шейку матки «крольчих» и хвастается, что может стерилизовать их тысячами в день. Вам известно, что «Шеринг» собирается выкупить права на эту жидкость?[13]

– Побочные эффекты есть?

– Сильные боли и обильные кровотечения.

Гуго сжал кулаки так, что побелели костяшки. Ну конечно, век прогресса.

– Бетания выжила, – глухо продолжил Хоффман. – Но я ничего не мог сделать, чтобы защитить ее от операции и от унижения.

– То есть вы убили Брауна из мести?

– Вы поступили бы иначе?

– Чего бы я точно не стал делать, так это убивать из-за еврейки. Вы же ариец! Как вам только пришло в голову подобное?

В гневе люди неосторожны, и Гуго нужно было довести медбрата до белого каления, чтобы тот утратил самоконтроль. Хоффман чуть не взорвался, как криминолог и ожидал.