Мальчик, который рисовал тени

– Глаза! – восторгался тот. – До чего редкие у тебя глаза! – Затем кивнул унтеру. – Этих двоих не в лагерь. Отвезите в десятый блок Штаммлага. И чтобы ни один волос с головы не упал!

С тех пор прошел всего месяц, хотя Йоилю казалось – целая жизнь.

И вот он шел в толпе женщин и детей с нашитыми на одежду желтыми звездами, думая, что, не будь его глаза такими странными, не пришлось бы разлучаться с родителями. Эсэсовец поторапливал, но Йоиль не знал, как это перевести остальным. Эти люди говорили на самых разных языках, на всех, кроме итальянского. Наконец немец ослабил поводок овчарки. Слова оказались не нужны, укусы за лодыжки заставили людей поторапливаться.

Йоиль поднял голову. По небу медленно ползли снеговые тучи. Редкие пока снежинки уже начали свой привычный танец. Одна села прямо на нос Йоилю и тут же растаяла. Женщины жались друг к другу, словно черные перепуганные вороны. От мороза носы и щеки у всех покраснели. Грязные и наверняка голодные детишки таращились с любопытством. Йоиль хорошо помнил, каким голодным он сам вышел из поезда. Как и в тот раз, позади плелись старики, переваливаясь с ноги на ногу, словно на их плечах лежал груз прожитых лет.

И тут Йоиль увидел Адель, шедшую мимо быстрым шагом в группе врачей. Они узнали друг друга, но она отвернулась в сторону и тут же исчезла.

39

Либехеншель с другими офицерами был где-то у второго крематория, как объяснил часовой на воротах. Гуго захромал по снегу. Приходилось прилагать усилия, чтобы сдвигать больную ногу. Теперь, когда все кусочки головоломки встали на свои места, ему казалось, что напряжение того гляди порвет его на части. Адреналин зашкаливал, и Гуго потел, как в лихорадке. В висках стучало, во рту пересохло. Наверное, со стороны он выглядел как безумец.

Громко просигналил грузовик, требуя убраться с дороги. Гуго обернулся и увидел полный кузов трупов. Отступил на обочину, едва не поскользнувшись, и зашагал дальше по главной дороге, патетически взывая к собственному телу и силе духа. Чем ближе он подходил к крематорию, тем сильнее воняло дымом и горелым мясом. Нос и язык, похоже, каким-то образом привыкли к этим запахам.

Гуго заставлял себя не обращать внимания на группы евреев, которых гнали по обеим сторонам дороги. Он не мог посмотреть им в лицо, заглянуть в глаза и признать в них людей. Попытайся он это сделать, силы оставили бы его. Он провалился бы в бездонную пропасть, откуда нет возврата. А сейчас ему требовалась вся энергия, что еще осталась.

У ограды крематория Гуго предъявил пропуск и нырнул в ослепительный свет фар, ища знакомые лица среди множества эсэсовцев с автоматами на изготовку и непрерывно лающими собаками. Пошел снег. Пополам с пеплом.

Огромное здание, представшее его глазам, было построено из красного кирпича. Из высокой трубы валил дым. Крематорий ничем не отличался от тех, которые Гуго уже видел рядом с «Канадой». Площадка у крыльца, ведшего в его чрево, была серой. За пеленой снега виднелись трубы поменьше.

Гуго потолкался среди охранников, так никого и не узнав. Нужный ему человек мог быть где угодно. Спросил одного, другого. Никто его не видел. Наконец кто-то сказал, что в «Канаде». Да, туда он и ходил. Там выбрасывал свои записки. Там он и сейчас. В замешательстве Гуго подумал, что надо было сразу идти туда. Он вышел на Лагерштрассе, добрался до березовой рощицы, засыпанной снегом, откуда открывался вид на два других крематория.

Показался склад во всем своем великолепии: тридцать бараков, ярко освещенные фарами грузовиков. Заключенные трудились не покладая рук: таскали чемоданы прибывших из лагеря в Дранси. Багаж возили на тележках и без разбора сваливали в огромные неопрятные кучи, так что почти не оставалось места для прохода: тысячи жизней, воплощенные в обыденных мелочах, были выброшены и безжалостно растоптаны вместе с историями, которые они могли рассказать.

Обогнув очередной такой холм, Гуго стиснул зубы и решил сосредоточиться на деле, чтобы не ухнуть с головой в очередной водоворот мыслей. Он замешкался, хотя точно знал, какой блок ему нужен.

Увидев фигуру на фоне стены, он почувствовал торжество. Аж вспотел, и от горячей кожи, казалось, повалил пар. Как ни в чем не бывало Гуго направился к силуэту, черневшему в свете фар. Ему даже не пришлось совать руку в карман и нащупывать пузырек с морфием. Он достаточно долго бегал от собственных демонов, чтобы шарахаться от какого-то убийцы.

– Долго же я вас искал! – воскликнул Гуго.

– Чем могу?

– Нужно с вами поговорить.

– Тогда поищем местечко поспокойнее.

– А можно и мне поучаствовать? – спросил другой голос, и из-за угла выступила массивная тень.

40

В березняке было тихо. Свет фар и прожекторов сюда не попадал, и темнота сомкнула синеватые пальцы на тонких стволах. Березовые ветви тесно переплетались, образуя сеть, почти затмевавшую небо. В них что-то жутковато поскрипывало – может быть, какая-то потревоженная птица.