Мальчик, который рисовал тени

Фогт помедлил, но затем сунул ему вторую сигарету. Для этого ему пришлось наклониться, и ствол пистолета перестал упираться в затылок. Гуго знал, что у Фогта перед ним огромное преимущество, а также что второго шанса не будет. Он боднул офицера в живот, и они оба повалились в снег. Грянул выстрел.

Фогт успел схватить Гуго за воротник пальто, вдавил его лицом в снег. Оберштурмфюрер был сильнее – эта мысль ударила Гуго, словно электрическим током. Стальные пальцы вцепились ему в волосы, затем сдавили шею. Гуго отплевывался от снега, хватал ртом воздух, тщетно пытаясь стряхнуть с себя Фогта. Почувствовал, как тот потянулся за выроненным пистолетом. Холодная сталь вновь впилась в затылок.

– Говнюк, – прошипел Фогт.

– Тристан, нет! – закричал женский голос.

Гуго он показался знакомым. Кое-как приподняв голову, криминолог увидел подбегавшую Адель. Она запыхалась, пальто расстегнуто, волосы растрепались. Пистолет отодвинулся. Девушка подбежала к ним, и Фогт отпустил Гуго.

– Что тут происходит?

– А то и происходит! Вы меня обманули! – рявкнул Гуго, подбирая с земли трость и вставая на ноги. – Врали мне! «Дружеское плечо»! Сами же следили за мной и обо всем докладывали ему! – Он ткнул в Фогта.

– Простите, – пробормотала Адель, косясь на мрачных Фогта и Аниту. – Понимаете, то, чем мы здесь занимаемся, одновременно слишком мало и слишком много. Каждый день благодаря нам кто-нибудь выживает. Я вас обманывала, но ради благой цели.

– И что дальше? – Гуго поднял шляпу, отряхнул от снега, нахлобучил на голову и сердито посмотрел на Фогта. – Что дальше? Вы уже не собираетесь меня убивать?

Фогт судорожно сжал рукоять пистолета, однако Адель вскрикнула и встала между ними. Похоже, надеялась успокоить обоих, заставить всех образумиться.

– Берт готов пожертвовать собой ради Сопротивления. Такова его воля, и вы, герр Фишер, должны принять это и пообещать никому не рассказывать о том, что узнали.

– Соврать Либехеншелю?

– Да, – жестко ответила Адель. – Вы сохраните тайну, мы продолжим борьбу, и герр Фогт сохранит вам жизнь. Как вам такой компромисс?

– Хорошенький компромисс! – Гуго покачал головой.

– По-моему, намного лучше тех, на которые вы шли прежде, – припечатала она, и Гуго стало неприятно.

В ее глазах он видел ту же отчаянную мольбу, что была в глазах девушки, застреленной в клубе. Обе умоляли его совершить мужественный поступок, на который он не решался, когда партия чинила зверства, убеждая всех, что так и надо.

– Компромисс… – протянул он.

Тристан Фогт опустил пистолет и выжидающе смотрел на Гуго.

– Если откажетесь, пострадаете не только вы, но и другие люди, – продолжала настойчиво убеждать Адель. – Я только что видела Йоиля в толпе евреев, идущих в крематорий. Как думаете, это достаточно веская причина для лжи? На вас не давит бремя того, что натворила Германия? Если вы солжете, Сопротивление продолжит действовать. Или вы в сотый раз закроете на все глаза и сбежите?

– Йоиль в крематории? – Гуго показалось, что на него сейчас обрушится небо. – Почему же вы его не остановили?

– Я не могла. А вы бы как поступили?

У Гуго сдавило сердце. Болезнь никогда не причиняла ему подобных страданий.

41

Вход в помещение напомнил Йоилю голодный рот. Лестница тянулась вниз, точно длинный змеиный язык. Было страшно, и по доброй воле он бы туда ни за что не спустился. Но собаки лаяли, и охранники толкали в спины прикладами винтовок.

– Не волнуйтесь! – орал эсэсовец за их спинами, хотя новенькие его не понимали. – Просто примете душ с дороги! Просто душ! После чего получите еду и отправитесь к своим семьям!

– Тишина! Taisez-vous![14] – надрывался другой, припомнив уроки французского.

Женщины и старики заметались, ища выход, но в конце концов вынуждены были подчиниться и вместе с детьми спустились по лестнице. Йоиль шел со всеми. Значит, сперва душ, потом ужин, а потом к семьям.

Люди теснили его со всех сторон. Лестница привела в длинную холодную комнату, где свет был таким, что все казалось серым. Заключенные в полосатых робах молча указали на пронумерованные лавки и крючки для одежды. На стене белели таблички на разных языках: «Чистота – залог здоровья!», «Бой вшам!» и тому подобные. На столбе висела самая большая табличка со стрелкой, указывающей на железную дверь, и уточняющей надписью: «К дезинфекционной комнате».

Йоиль заметил хромого мальчика-горбуна, читавшего таблички на итальянском, и его сердце екнуло. Он направился к нему, и тут заключенный в робе толкнул их обоих на лавку. Они оказались рядом.

– Ты итальянец? – спросил Йоиль.

– Да, а ты?

– И я. Ты откуда?

– Из Рима. Меня сначала отправили в Дранси, а теперь вот сюда. Дети в Дранси говорили, будто евреев везут в чудесную страну Пичипой. Но по-моему, это место совсем на нее не похоже. Ты знаешь, где мы? Это правда душ?

– Конечно душ. – Йоиль стянул просившие каши ботинки и пошевелил пальцами.

– А я слышал всякое об Аушвице, – прошептал горбун.

Его губы дрожали, и он постоянно их облизывал. Даже горб словно бы вырос.

– Тут ты прав, не лучшее местечко.

– Да-да, но я слышал совсем жуткие истории…