– Видимо, так же, как ты заботился о нас при разводе? Ты сказал мне, что все поделил ровно поровну. Делить, правда, оказалось нечего. Ты нанял зондеркоманду юристов, чтобы те спрятали все твои активы и списали большую часть твоих доходов. Мне нечего было ловить.
– Развод – это все равно что выемка асбеста: требует осторожности и страшно ядовит. Отец все делал через своего адвоката. Я теперь понимаю, насколько этот адвокат все испортил. Как все вышло жестоко. Но, Люси, мы же любили друг друга, разве ты забыла?
– Да, у нас было много общего.
– А помнишь нашу дивную свадьбу? – уговаривал он.
– Да, сказочный был брак – в версии Квентина Тарантино.
– Есть пять золотых правил счастливого брака. – Джереми попытался улыбнуться. – К сожалению, никто, блин, их не знает.
–
– Слабы мужчины. Примитивны. Недостойны. Твой отец оказался ненасытным любителем малолетних массажисток и легких девиц, но ты его простила. Если ты смогла простить собственного отца, почему не можешь простить меня?
Я разглядывала бывшего мужа с прокурорским вниманием к деталям. Тот же Джереми, но на лице у него было незнакомое выражение – покаяние. Менее побитую жизнью женщину оно бы тронуло. Но не сомневалась я только в собственном сомнении.
– Нет.
– Я совершил ошибку, бросив тебя, – сказал он глухо. – Я никогда никого не любил, кроме тебя. (В тени дома в его глазах не было синевы – лишь темнота жидкого шоколада.) Ты подстриглась? Тебе идет.
– Ты для меня умер, Джереми.
Глаза его теперь исполнились растерянности и боли, как у впечатлительного школьника.
– Столько всего я не успел сказать моему дорогому отцу. Но зато я могу многое успеть со
– Такие же, как и у меня. Уверена, он благословляет землю, в которой ты похоронен.
– О, Люс, как же мне убедить тебя? – Он оглядел мою облупленную ветхую террасу, удушенную плющом. – Давай я куплю тебе новый дом. Хочешь? Что ты хочешь, чтоб я сделал?
Я собрала сердце в кулак. Запереть его в канализационной шахте с бандой половых маньяков-сифилитиков в данных сюрреалистических обстоятельствах показалось мне разумным.
– Держись от нас подальше, вот и все, – сердито сказала я.
– То есть смысла снова делать тебе предложение нету? – Он выдал мне самую обворожительную свою улыбку.
– Для меня наш брак был чистой вивисекцией.
Я взялась за дверь. Он повесил голову:
– Прости меня, Люси.
Я наслаждалась глубиной его стыда.
– По-моему, тебе пора возвращаться в серные недра, которые тебя породили.
Тут мне на поясницу легла теплая, уверенная рука – и в шею засопел Арчи.
– Че происходит? – сурово спросил он.
– Мой бывший муж реинкарнировал при жизни, надо срочно написать Ширли Маклейн[88].
Арчи напрягся.
– Так это ты – тот самый говеный опарыш, который ее бросил в нужде? Шел бы отсюда поскорее, пока я не сделал криминальным колонкам план по новостям.
Дверь задрожала на петлях – Арчи захлопнул ее перед носом моего изумленного бывшего.
Глава 15
Обожаемый папочка
На следующий же день начали прибывать ботсады цветов. От фанфарного запаха, рвавшегося из разноцветных бумажных кульков, голова шла кругом. Следом доставляли виноградники шампанского. Чуть погодя привезли новый ноутбук для Мерлина. Далее – билеты в оперу. Я вернула их с припиской: «Весь мир – театр, а ты в нем – Лихтенштейн или Тувалу».
Брошюры агентств недвижимости доставлялись отдельно, с задорными записками:
Я не ответила и на это, и тогда Джереми стал «невзначай» появляться там, где я бывала: в супермаркете, в спортзале, в местной библиотеке, в сквере на нашей площади, – всякий раз делая вид, что это случайность.
– Ой, а мы раньше нигде не женились? – игриво интересовался он.
– Ага, а я раньше нигде не вопила тебе всякие оскорбления? – отвечала я эдак или еще каким-нибудь ядовитым манером, после чего стремительно удалялась.
– Пожалуйста, дай мне повидаться с сыном, – умолял он по телефону. – Я знаю, что не заслуживаю участия. Но хотя бы ради Мерлина.
– Ни за что.
– Он обо мне вообще спрашивал? – клянчил он дрожащим виноватым голосом.
– Нет, – врала я и вешала трубку.
Пятизвездочное унижение длилось неделями. Сестру и маму ошарашило его покаянное явление.
– Джереми извинился? – спрашивали они взбудораженным хором.